Драгун, на Кавказ!

Тимофей, спускаясь, задержался около большого куста. Листьев на нём уже не было, а вот на ветках оставались ещё не склёванные птицами ярко-красные ягоды. Какие классные! У них был кисло-сладкий, такой насыщенный, просто изумительный вкус. Вот и сподобился настоящий дикий кизил попробовать, думал Гончаров, обдирая кусты. Шагах в пяти от него в вдруг раздался чуть слышный стук камня о камень. Тимоха насторожился и стянул из-за плеча мушкет. Он пригнулся и обошёл куст вокруг. Ветка, прикрывающая щель между двумя камнями, чуть вздрогнула, и он инстинктивно, даже не понимая почему, вдруг резко пригнулся. Оглушительно громко грохнул выстрел, пуля свистнула над головой и сбила ветку кизила. Всего лишь в пяти шагах от него с дымящимся стволом пистолета сидел на корточках такой же, как и он, молодой парень. Высокий лоб, резкие черты смуглого лица, нос с горбинкой, на голове невысокая каракулевая шапка. Одетый в чухе коричневого цвета с галунами (верхней одежде до колен наподобие черкески с широкими разрезанными рукавами и стоячим воротником), на груди оправленные в серебро газыри.

Тимофей практически уже выбрал пальцем свободный ход спускового крючка, ещё чуть-чуть – и тяжёлая пуля пробьёт тело. Весь бледный паренёк, как видно, уже смирился со своей участью и чуть прикрыл глаза, ожидая смерть.

– Тимоха, живой?! – раздались тревожные голоса товарищей внизу склона. – Тимоха, ты где?!

– Живой! – откликнулся он и ослабил давление пальца на крючок. – Сюда, братцы! Тут он рядом, тот, что в меня стрелял! Руки подними! А ну вверх руки! – качнул он стволом мушкета вверх.

Татарин слегка прищурился, скривил рот и так и остался сидеть на камнях.

Федот выскочил из-за кустов первым и с ходу влепил ему затрещину. Подбежавший следом дядька добавил кулаком в бок и, отстегнув широкий ремень с пояса, отбросил его в сторону.

– Лежи! Ты мне ещё побрыкайся, побрыкайся, зараза! – взрыкнул он и придавил коленом спину пленному. – Руки его сюда по одной вытягивай, – крикнул он Федоту. – Ну чего ты телишься?!

Вскоре они были туго перетянуты тонким кожаным ремешком в самом запястье.

– Тимка, ружьё убери, чего наставил?! – буркнул Силович. – Всё уже, спеленали мы его. Спугался, что ли? Не поранил он тебя?

– Нет, пуля рядом прошла, – покачал головой Тимофей и подобрал лежащий на камнях пистоль. Удобная для хвата рукоять, не такое длинное, как у драгунского, дуло. Ствол более мелкого калибра, красивая отделка. Спусковой крючок прикрыт скобой. Хорошее оружие.

Когда пленного поднимали на ноги, он резко вскрикнул.

– Осторожнее, Федотка, у него рука там пробита, вишь, кровью весь локоть протёк, – проговорил Силович. – Чай уж, не изверги мы какие. Пленных не забижаем. А гусь-то хороший! – оглядел он цепким взглядом парня. – Шаровары шелко́вые, в мягонькие сапожки заправлены. Пояс широкий, богатый, весь в серебре, а в ножнах кинжал с каменьями на рукояти. Ох, не из простых, братцы, этот татарин! Видать, он сынок вельможи какого. Я ведь ещё на дороге, когда убитого коня глядел, тогда ещё подумал, что богатая это скотинка. Небось, и сбруя в серебре была, да казаки с союзничками всю до нас ободрали. Ну чего, пошли, начальству его нужно свести.

– Дядь Ефим, а можно мне пистоль себе оставить? – спросил артельного старшину Тимофей.

– Да бери, – отмахнулся тот. – А вот пояс с кинжалом мы тогда командиру эскадрона подарим. Сергей Иванович любит такое. Глядишь, и к нам когда вдруг милостивее будет. Вон, из седельного вьюка на дорогу вытряхнуто, – кивнул он на валяющиеся возле убитого коня вещи. – Пулелейку подбери, а то как же ты пули для него потом будешь лить? Там ведь ствол совсем даже не таковский, как у наших.

Тимофей благодарно кивнул и подобрал напоминающую своим видом клещи оружейную приспособу.

Через несколько минут подъехал с драгунами Ступкин, и дозор порысил к основным силам. На своей лошади Силыч вёз крепко связанного пленника.

– Ваше благородие, наши казаки обратно возвращаются, там они за нами шагом в полуверсте обратно идут, видать, запыхались в погоне, – докладывал Родионову унтер-офицер. – А мы тут пока дозорили, ещё одного татарина из вражьих поймали. Он Тимоху Гончарова из моего десятка убить пытался, ну вот ребятки его и скрутили. Подводи! – махнул он рукой, и дядька Ефим с Федотом вытолкнули к офицерам пленного татарина.

– Из Гянджи сам? Кто таков? – спросил, оглядывая его Родионов.

Пленный криво усмехнулся и плотно сжал губы.

– Ну-ну, гордый значит, – покачал головой штабс-капитан. – Ладно, к командиру полка его конвоируйте, а уж Александр Эдуардович там и сам решит, что с ним дальше нужно будет делать. Молодец, Еремей, – похвалил он унтер-офицера. – Видишь, как не зря вы в дозор-то сходили, отмечу тебя перед командиром полка.

– Рад стараться, ваше благородие! – громко крикнул довольный Ступкин.

Герасим помешивал палкой в котле густое варево, а Федот с ворчанием подложил в костёр несколько новых полешек.

– Ну вот, кто-то татарина крутит и башку под пулю подставляет, а кто-то просто так благодарность от начальства получает.