Климент XV погрозил ему пальцем, на котором сверкал перстень святого Петра.
– Я спросил не где это написано, а как вы это понимаете.
– Я… Я полагал, что это чудо, и слова здесь имеют совсем другое значение, чем в обыденном языке. Ведь Христос – это Бог, а значит, он бессмертен, и он не умер в человеческом смысле, а… Извините, я не могу это объяснить, я не теолог.
– Вы не можете объяснить, – задумчиво отозвался Папа. – Вы не понимаете. Да?
– Не понимаю, – признался преподаватель.
– Не понимаете. Никто не понимает, потому что это тайные слова. На попытке их толкования споткнулись и впали в ересь даже многие отцы церкви. А составители краткого океанийского катехизиса обошли молчанием эту великую тайну, чтобы не соблазнять верующих, потому что сказано: кто соблазнит одного из малых сих, тому лучше бы повесили жернов на шею и бросили в море. Кто это сказал, Луи?
– Христос, – тихо ответил Фурми.
– Правильно. Помните об этом, и не повторяйте глупостей, которые пишут всякие безответственные люди, вообразившие, будто они святее Спасителя. Сейчас, Луи, выйдите из аудитории, прочтите трижды «Pater noster», а потом вернитесь.
Папа проводил глазами преподавателя теории поля, идущего к дверям походкой Буратино, на негнущихся ногах. Потом снова обвел взглядом аудиторию, и опять протянул левую руку – на этот раз, указав на худощавую даму лет около сорока.
– Вас тоже что-то смущает? Подойдите сюда и поделитесь своими сомнениями.
– Да, доктор Климент, – сказала она, направляясь к столу. – Я Сандри Ретел, и я тут пытаюсь преподавать основы астрофизики… С переменным успехом. Я не могу утверждать, что я католичка. Я как-то больше склоняюсь к деизму. Меня смутило высказывание по поводу общечеловеческих ценностей и толерантности. Знаете, я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, в современном мире должны быть некие ценности, общие для всех, независимо от религии.
– Какие это ценности? – Спросил Папа. – Вы можете их перечислить?
Сандри Ретел утвердительно кивнула.
– Это несложно. Их, на мой взгляд, всего три. Не поступать с другими так, как вы не хотели бы, чтобы поступили с вами. Затем желание понять другого, и найти с ним компромиссные решения по спорным вопросам. И последнее: не забывать, что мир принадлежит не только нам, но и следующим поколениям. Им здесь жить.
– Почти католическая позиция, – заметил Папа, вставая со своего места. – Я бы сказал: католическая, если бы вы объединили первые две ценности в одну: любить ближнего.
– Нам бы перестать ненавидеть ближнего, – ответила она, – а любить, это роскошь.
Климент XV улыбнулся и похлопал ладонью по спинке стула.
– Присядьте, пожалуйста, Сандри. Я освободил место специально для вас.
– Я ещё не в том возрасте, чтобы мне трудно было стоять, – проворчала Сандри.
– А я ещё не в том возрасте, чтобы сидеть, когда дама стоит, – парировал Папа.
– Только из уважения к вам, – сказала она, и уселась на литерное место «A».
– Спасибо, – сказал он. – Теперь, давайте выясним главное: кто наш ближний?
Преподаватель астрофизики посмотрела на него с некоторым удивлением.
– По-моему, любой человек. Разве нет?
– Вообще любой, или любой, признающий эти ценности? – Спросил он.
– Я полагаю, – сказала она, – что любой нормальный человек признает эти ценности. Возможно, в каких-то системах это формулируется иначе, но суть та же самая.
– Увы, нет, – произнес Папа. – Есть совсем другие системы. Например, нацизм.
– Нацизм – это патология, – возразила доктор Ретел.
– Будете ли вы считать нациста своим ближним? – Спросил он.
– Если это не просто обманутый болван, а убежденный нацист, то не буду.
Папа кивнул и развернулся к доктору Фурми, только что вернувшемуся в зал.
– Луи, как, по-вашему, следует ли считать нацистов нашими ближними?
– Нет, конечно!
– А исламских экстремистов с их террористической сетью?
– Нет.
– А буддистов, язычников, коммунистов, анархистов, атеистов?
– Э… Их так много, и они такие разные. Может быть…
– Что может быть? – переспросил Климент XV.
– Может быть, надо их рассматривать отдельно? В смысле, например…
– Ну, продолжайте, смелее.
– …Например, Далай-Лама, вроде бы, неплохой человек, хотя и буддист. Или… Мне можно говорить о присутствующих, ваше святейшество?
– Это вам решать, Луи. На то Господь Бог и дал вам свободу воли.
– …Или, – продолжал преподаватель, – мистер Орквард, хотя и язычник, но помогает подросткам, которые стали жертвами насилия, и пишет НФ-книги, способствующие интересу к науке. Некоторые студенты признаются, что их увлечение современной физикой началось со сборника саг Оркварда «Паруса Прадедов». К сожалению, это языческие книги, но… Я хочу сказать: Аристотель тоже был язычником… Мистер Орквард, я надеюсь, я не сказал ничего обидного для вас?
Гренландец задумчиво пригладил свою широкую рыжую бороду.
– Вроде, ничего такого. Скорее, наоборот. Меня до сих пор никто не сравнивал с Аристотелем. Пожалуй, это слишком круто, но я постараюсь соответствовать.