Драйзер. Русский дневник

Затем мы прошли через всю фабрику. В первом цеху находились листья, которые подлежали сортировке. Здесь стоит новая система вентиляции, которая за час полностью обновляет воздух. Среди женщин, разбиравших листья табака, мы встретили нескольких ветеранов: одна из них проработала на фабрике 54 года, другая – 37, и выглядели они довольно бодро.

Они сказали, что сейчас условия труда стали намного лучше. Эти работницы получали 72 рубля в месяц.

Главное производство работало в одну смену, с 6:30 до 2 часов дня, другие – в две и три смены. Новые машины для прессования и резки повышают производительность более чем в два раза. Один механик усовершенствовал старые подающие машины так, что их производительность возросла на 50 %.

В одной из комнат, ранее принадлежавших клубу, на стенах были написаны лозунги: «Дым из труб – это дыхание Советской России», «Интенсивность труда, преданность делу каждого на его рабочем месте принесет коммунизм – счастье рабочих».

К нам подошла красивая девушка лет двадцати со свежим лицом и обратилась к нам на ломаном английском. Она сказала, что она родом из Эдинбурга, из Шотландии, уже шесть лет живет в России. Ее отец работал в Одессе, и она так редко говорила по-английски, что почти забыла язык. Девушка оказалась ярой молодой коммунисткой (комсомолкой). Она спросила меня, что я думаю об оппозиции, и, когда я сказал, что мало в этом понимаю, она возмутилась: «It is a shame for you» («Как вам не стыдно!»).

Когда мы вернулись в кабинет директора, я задал ему еще несколько вопросов.

– Насколько выше стоимость производства здесь, чем за рубежом?

На нашей фабрике она на четверть меньше. Мы продаем сигареты по 45 копеек за пачку, в пачке 25 штук, и, если убрать все налоги государству, то пачка обходится нам в 18 копеек. С 45 копеек мы платим 27 копеек налогов, с 14 копеек – 8 копеек в общем, заявление Рыкова относится к машиностроению.

Затем уже директор захотел задать мне несколько вопросов. Первый и последний из них были о деле Сакко и Ванцетти. Я попытался объяснить отношение американского общества к иностранцам, которые не были натурализованы, и спросил его, каково было бы отношение русских к иностранцу, подозреваемому в преступлении здесь. Он ответил, что в случае с иностранцами они всегда депортируются. Я сказал, что Сакко и Ванцетти не хотели, чтобы их выслали в Италию. Он сказал, что их можно было бы депортировать в Россию.

Мы во второй раз выпили чаю, мне подарили деревянный портсигар и несколько пачек сигарет. Затем наш гид отвез нас в соседний профилакторий для работников со слабыми легкими. Они проводят здесь два месяца при особом внимании и уходе, продолжая при этом работать. Это был очень симпатичный домик с красивыми спальнями, столовой и приятной кухней. Я сказал, что сам хотел бы остаться здесь пожить. Оттуда мы прошли в другое кирпичное здание. Когда мы поднимались по лестнице, я заметил, что не удивлюсь, если они мне попытаются показать еще одни ясли – и, конечно же, именно так и оказалось. Р. К. сказала, что, если я буду вести себя тихо и спокойно осмотрю дневные ясли, то потом она найдет для меня туалет… Поэтому я осмотрел очередные ясли – и должен только сказать, что эти ясли были особенно хороши – думаю, они были даже лучше, чем образцовые в Москве.

Когда мы снова вышли на улицу, там стоял туман и падал снег. Мы нашли извозчика, который отвез нас в Нахичевань, армянскую часть города. В надвигавшихся сумерках мы не заметили в этом районе никаких отличительных национальных черт, улицы здесь тоже были широкими и симпатичными. Мы остановились у одной большой церкви и вошли внутрь, поскольку у меня создалось впечатление, что армянская церковь напоминает римскую, но внутри, насколько я могу судить, она напоминает прочие православные. Я не могу оценить живописность таких церквей; когда я вхожу под их холодные, безрадостные своды, тускло освещенные свечами, когда я вижу немногочисленных крестящихся прихожан, когда я слышу, как священники распевают свою бессмыслицу, на меня нападает тоска.

За время поездки мы довольно сильно замерзли и решили заехать в центральную баню. При этом возникла проблема: что делать с моими деньгами, которые я всюду носил с собой в двух пакетах? Было решено, что, поскольку мне придется мыться в одиночку, то лучше всего отдать деньги Р. К., которая, по крайней мере, говорит по-русски. В просторном вестибюле нас встретила целая толпа нищих и прочих прихлебателей, сидевших и стоявших у фонтана, поэтому мы подошли к самым дверям, и только там я передал деньги. После некоторой суеты мне разрешили отправиться одному в первый класс мужского отделения. (Примечание секретаря: к сожалению, я внутрь не попала, поэтому мне об этом приключении сообщить нечего.)