Возможно, ты прав, считая, что человек в России сегодня скорее подавлен этой новой системой, но я думаю, что это временное явление. Ты не можешь удержать отдельного человека, он скоро придет и сразится за лучшее, но в то же время, возможно, совместные усилия создадут лучшие общие условия для его развития. Я думаю, что советская система, направляемая Коммунистической партией, – лучшая система для развития России. Она, может быть, работает медленнее, чем капиталистическая система, основанная на эксплуатации, но в итоге может оказаться менее расточительной и более устойчивой. Кажется, это почти все, что сохранилось из моей веры…
Когда я доберусь до Москвы, первое, что сделаю, – найду Ребекку Рейчел К., передам ей твое прощальное послание и скажу, что ты не оставил благодарственного письма госпоже Каменевой, что твое мнение об этих свиньях, вшах и дуболомах, об этой паршивой стране, проклятой Богом, совершенно не изменилось, и что ты полз через границу на четвереньках, время от времени останавливаясь, чтобы приставить большой палец к носу и слабеющим голосом прокричать: «Ну что за паршивая страна! Ну что за стадо свиней! Если я доберусь до дома, то проведу там всю оставшуюся жизнь. И пусть Господь накажет меня, если я когда-нибудь снова пожалуюсь».
14 янв. 1928
Пока ты движешься к границе, я все время думаю о тебе. По моим расчетам, к этому времени ты уже добрался до первой границы. Мой попутчик – торговец. Я стараюсь следовать твоим замечаниям и вести себя корректно и холодно, чтобы его не провоцировать. Когда я читаю или печатаю, вижу только абрис его фигуры и совершенно бессознательно представляю, что это ты. Во второй половине дня я немного подремала; он сидел и читал, и в своем полубессознательном состоянии я продолжала какое-то время считать, что это ты раскладываешь пасьянс. Такое приятное, спокойное чувство, что все в порядке, что мы вместе куда-то едем в купе международного вагона. А ты в это же время, скорее всего, подъезжаешь к границе с благодарственной молитвой на устах: «Слава тебе, Господи, что все это позади».
Снег, снег, опять снег, но погода теплая. В Киеве стоял такой туман, что я не увидела ни одного из ориентиров.
Сегодня вечером я умирала от голода, но по дороге купить поесть было негде. Торговец достал хлеб, ветчину, черную икру и яблоки, мы заказали чай, и у нас начался праздник. (Вот уж действительно, Бог послал.) Он согласен с тобой в том, что с точки зрения коммерции города мертвы, потому что нет частной торговли, частной инициативы. «Но, – говорит он, – а почему правительство должно желать этой живой конкуренции? Кому от этого выгода?» Я спросила его о процентах по вкладам; банки платят от шести до восьми процентов в зависимости от условий депозита.
Я только что закончила читать «Темный смех»[326], он мне очень понравился. Когда Андерсон уходит от резкого стиля воспоминаний, характерного для нескольких первых глав, и переходит собственно к истории, это смотрится очень интересно и очаровательно. Тебе может нравиться американский деловой человек, но Андерсону – нет. Из Киева я дала телеграмму О’К.[327]; надеюсь, меня кто-нибудь встретит.
А теперь прощай, прощай надолго, мой дорогой босс. Надеюсь, я смогу сжиться со своим одиночеством, а если нет, то разве это не докажет, что человеческие чувства прочны – по крайней мере, в определенных пределах?
Заключение
15 янв, 1928 года (дополнение 3, Москва)
В поезде я очень хорошо спала, хотя иногда меня немного смущало чувство, что я нахожусь на корабле, а ты лежишь в другой каюте. Я предупредила соседа, что не надо волноваться, если мне будут сниться кошмары (правда, уже после того, как разбудила его, пробормотав что-то по-английски, – наверное, мне повезло, что он не понимает английского).
Утром, когда я проснулась, за окном мелькали восхитительные леса Московской губернии, засыпанные глубоким снегом. Мы должны были прибыть в 9:35, и, представь себе: когда часы показывали 9:35, я уже шла по вокзалу. Это тебя преследовал злой рок, а теперь, когда ты уехал, все работает прекрасно. Правда, погода в Москве была мрачная, но теплее, чем в Тифлисе; снег немного стаял. Кажется, в этом году все перевернуто.