Драккары Одина

С неким затаенным чувством взглянул на него и Рагнар. Почти сразу же он припомнил, что уже видел гаута в селении. Тот был одет в плащ из сукна, которое вымачивают в смеси тюленьего и овечьего жира. Мореходы одеваются в одежду из такого сукна: викинги, торговцы и рыбаки. Человек, которого Олаф назвал свидетелем убийства ярла, был торговцем из Бирки, хотя родился в другой области Свеарики, земли свеев — в Вестеръетланде.

— Нам сказали, что ты видел убийцу ярла Стейнара? — Рагнар говорил громко, отчетливо, стараясь подражать своему отцу.

— Это так, — коротко ответил Халлбьерн, приоткрывая глаза на несколько мгновений и вновь закрыв их. Его раны были еще свежи и сильно мучили.

— Кто ты?

— Халлбьерн, сын Сельмунда.

— Чем ты занимаешься?

— Сейчас я торговец мехом и тканями, а раньше ходил в набеги под началом упсальского конунга. Бывал я в землях венедов и эстов, дрался с руссами у Хольмгарда...

— Ты узнаешь этого человека? — не желая слушать дальше, Рагнар нетерпеливо указал на Инегельда, который тут же отвел взгляд.

— Да, я видел его дня три тому назад, когда он ранил меня ночью на дороге к западу от Хвита-фьорда.

— Ты лжешь, безродный пес! — крикнул презрительно — Инегельд. — Мы никогда не встречались с тобой, иначе ты вряд ли бы остался в живых.

— Поздно вечером я возвращался на корабль, когда вдруг заметил, что впереди меня что-то происходит, — невозмутимо продолжал Халлбьерн, хотя это давалось ему с трудом. Но обвинение во лжи лишь разозлило его. — Я подошел ближе и увидел, что вот он... ударил ножом другого человека и склонился над ним.

Ропот недовольства поднялся среди викингов.

— Продолжай, — проговорил Рагнар, зычным голосом перекрывая шум, и поднял руку, призывая собравшихся к молчанию.

— Я окликнул его, и он сразу же бросился на меня. Надо признать, он был необычайно ловок и тяжело ранил меня, но не стал добивать, видно, посчитав, что я мертв...

— Он лжет, Рагнар! — крикнул Инегельд, но лицо его оставалось непроницаемым. Он уже справился с волнением, охватившем его в момент появления Олафа и теперь выглядел таким же, как и обычно, — насмешливым, готовым к любым неожиданностям и поворотам судьбы. — Его, верно, подкупил Олаф!

— Я подкупил его?! — возмущенный Олаф резко вскочил из-за стола. — Может, это я его ранил?

— Все может быть, — усмехнулся Инегельд, глядя на сына Айнстейна с нескрываемой ненавистью. — В любом случае его слово против моего.

— Тогда скажу я, — Рагнар поднялся и оглядел всех присутствующих. — Завтра мы на тинге решим участь обоих. Боги подскажут нам, кто из них лжет.

* * *

Как и ожидал Олаф, тинг вынес решение: каждый из двоих с мечом в руке должен доказать свою правоту. Видимо, того же ожидал и Инегельд, встретивший решение тинга кивком, который можно было расценить как благодарность богам.

— Я убью тебя также легко, как убивал всех своих врагов, — заявил он Олафу, когда их, вооруженных мечами, вывели к месту схватки.

По краям было вбито четыре кола. Выходить бойцам за эти пределы не разрешалось. Вокруг — сплошная многогоголосая стена из живых людей, десятки глаз, внимательных, ищущих, ждущих, не прощающих ни малейшего проявления слабости. Один из них должен умереть. Кто умрет — окажется лжецом! А выживший заслужит уважение.

По правде сказать, не все викинги придерживались такого мнения. Для многих вина Инегельда показалась доказанной. Но закон суров. И закон един для всех. В этом его жестокая справедливость.

Айво, следя за приготовлениями, молился за друга, призывая богов своей лесистой родины, но решил про себя, что убьет Инегельда, если тот убьет Олафа.

Инегельд, сжав рукоять меча, огляделся. Его взгляд на мгновение уловил темный блеск любимых глаз... Гейда! Ради нее он был готов сражаться со всем миром. Ради нее!..

— Смелее, Инегельд! — прошептала Гейда, не видевшая вокруг себя никого, кроме этого человека, который признался ей в первую же ночь в том, что он влюбился в нее давно, очень давно, с того самого дня, как увидел. Это было в Сьяланде, в те времена, когда она еще не была замужем, а он, слишком бедный и неудачливый тогда, не посмел подойти к ней, зная наверняка: что ее отец откажет.

Гейда сейчас думала только о том, что будет после схватки. В победе Инегельда она не сомневалась, напротив, была уверена, что сами боги так распорядились — Олафу умереть от руки Инегельда. А потом она поможет ему занять достойное место возле будущего ярла, ее сына Рагнара.

В своем ослеплении она даже не подозревала, что Рагнар уже вынес Инегельду смертный приговор, и, убив Олафа, Инегельд лишь отсрочит свою смерть. Но не надолго...

Бросив на Олафа взгляд, полный ненависти, Гейда сказала громко, не скрываясь:

— Пускай Нидхегг сожрет тебя!

Стоявшая рядом с ней служанка, привезенная из Уэльса, истовая христианка, уже немного понимавшая местный язык, еле удержалась, чтобы не перекреститься от этих богохульных слов. Нидхегг — страшное чудовище темного мира язычников. Только безбожник может желать такого другому человеку. Однако инстинкт самосохранения удержал ее от невольных высказываний.