Драко Малфой и Солнечный путь

— Почему Ребекка привела нас сюда? — Гермиона прижалась ухом к стене склепа. — По-моему, там никого нет.

— Попробуй просканировать, — предложила Сольвейг.

Сканирование ничего не дало, так же, как и Прослушивающее заклинание, чары Всевидящего Ока, заклинание Прозрачности, Разлагающее заклинание и Стенобитные чары.

— Я вне себя, — почему-то очень спокойно сообщила Сольвейг после того, как посланный Гермионой в состоянии, близком к отчаянию, Огненный шар срикошетил от стены и в возвратном действии прошел в точности по Сольвейг. Гермиона не успела испугаться — стряхнув с себя искры, драконша и изрекла эту замечательную фразу.

— Что делать будем? — жалобно спросила Гермиона.

— Не знаю, — все так же сдержанно ответила Сольвейг.

— Может, трансфигурироваться в туман?

— А туман сможет трансфигурироваться обратно?

— Не знаю, — сникла Гермиона. Сольвейг втянула воздух, широко раздувая ноздри.

— Третий раз за год слышу от тебя эту фразу. Рекорд, — произнесла она, и ярость, звенящая в ее голосе, прорвалась пронзительным воплем. Рванулись на волю крылья, когти вспахали дерн, когда драконша, оттолкнувшись от земли, поднялась на задние лапы и обрушила передние, а также добавочную таранную мощь хвоста, на неказистое серое здание.

Фамильный склеп Реддлей, вечер того же дня

Драко не понял, что произошло. Просто в последний — в самый последний — момент, когда он уже видел, как в калейдоскопе, мечущиеся перед глазами картинки своей недолгой и странной жизни, что-то теплое, сияющее, нежное окутало его, как объятия матери, которых он не помнил, как нежное пуховое одеяло, которого у него не было — словом, как любовь Гарри, в которой он когда-то посмел усомниться. Красные щелочки-глаза стоящего напротив чудовища расширились невероятно, и в них появился самый настоящий ужас… А потом вопль, переходящий в ультразвук, полный тоски и ненависти, пропорол воздух, и черная груда рухнула на пол. Голубой свет погас, и острая боль пронзила голову Драко — на мгновение он даже потерял сознание…

И тут же какофония звуков вернула его в реальность. Оглушающий рев, уже слышанный когда-то, грохот крошащихся камней, и над этим — неуместный и дикий здесь, захлебывающийся детский плач.

Красноватый живой свет заходящего солнца хлынул в обитель смерти, и тут же померк, потому что в пролом сунулась огромная драконья морда. Несколько мгновений лишь свистящее дыхание и несмолкаемый детский рев нарушали тишину.

А потом сквозь развалы камней к пролому, к дракону, к небу ринулась торпедой огромная, узкая, бледная, как земляной червь, змея.

Но Драко уже не было до нее дело, как не было ему дела до Снейпа, бережно кутавшего нечто маленькое и вопящее в полу мантии, или до Люциуса, которого вдруг не стало за спиной Драко, или до мисс Паркер, которая исчезла в тот самый момент, когда прозвучал предсмертный крик Вольдеморта; он даже не заметил, что вместе с ее исчезновением с его щиколоток и запястий упали цепи. Драко увидел Гарри, неподвижно распростертого у подножия чертовой плиты, и рванулся к нему.

Гарри был мертв — это было очевидно, даже если бы Драко не знал, что за заклинание применил его возлюбленный. Но Гарри не мог быть мертв — это было настолько вопиющей несправедливостью, что даже Снейп признал бы ее таковой. Вцепившись в его плечи, Драко тряс его, звал по имени, пока вдруг не почувствовал ответ. И тогда он увидел темную равнину под небом, усеянным бледными и далекими звездами, и тонкую фигурку впереди. И он сделал шаг вперед, и окликнул возлюбленного по имени:

— Гарри Поттер!

* * *

Огромные желтые глаза василиска, оскаленная пасть и сочащиеся ядом клыки — все это метнулось навстречу дракону, и тот еле успел отшатнуться. Клыки клацнули в воздухе.

Дракон, развернув крылья, оттолкнулся от земли, но взлететь не успел — змея, вскинув хвост, оплела его шею. Когтистая лапа полоснула по грубой шкуре василиска в тот же самый момент, когда острые клыки царапнули чешуйчатую броню — ни тот, ни другой удар не был достаточно сильным, чтобы всерьез навредить противнику, но от сдвоенного вопля едва не рассыпалась оставшаяся целой часть гробницы.

Змея опрокинула дракона на спину и сжимала кольцо на его шее, надеясь задушить, но костяные гребни на загривке крылатого чудища мешали ей; дракон, как кошка, всеми четырьмя лапами драл брюхо василиска. В руке Гермионы дрожала палочка — она уже забыла, что надо отворачиваться, чтобы случайно не посмотреть в глаза василиска. Одно крыло под Сольвейг изогнулось и, кажется, готово было вот-вот сломаться.

Снова дикий, скрежещущий рев — дракон выдыхает василиску огонь прямо в пасть, но пламя недостаточно сильно, и змея лишь стряхивает огненные искры с морды. Ядовитые клыки пытаются добраться до участка нежной кожи дракона, где бьется кровеносная артерия…

В голове Гермионы металось по меньше мере десятка три различных заклинаний, от Люмоса до заклинания для завитков на волосах в носу. Клыки… Ядовитые клыки, которые растерзали Малькольма Бэддока, были готовы сомкнуться на горле медно-красного дракона.