— Ты знаешь, — задумчиво произнес Снейп. — А я уже забыл, как ты замечательно умеешь рассказывать истории…
— О… — сказал Сириус.
— Не думай, что за этими словами скрывается что-то особенное, — предупредил Снейп.
— О… — еще раз сказал Сириус. — Я и не думал.
И они продолжили свой путь в молчании.
Бледная рука Драко лежала поверх уже успевшей покрыться загаром руки Гарри. В лунном свете кожа Драко мягко сияла, и Гарри украдкой, из-под челки, любовался своим возлюбленным.
— Красиво… — задумчиво произнес Драко. Он смотрел на их скрещенные руки. В ответ Гарри поцеловал его ладонь, а Драко приласкал лицо Гарри. Минуту спустя они уже лежали на прогревшейся за день земле.
— Мы отстали, — прошептал Гарри.
— Ничего, — пробормотал Драко. — Мы ведь не торопимся…
— Кто-нибудь поймает нас за гуляние после отбоя и снимет баллы…
— Кому они теперь нужны?
— Верно…
— Драко, — позвал Гарри три минуты спустя. — Ты уже пригласил кого-нибудь на выпускной бал?
— Нет, — слегка удивленно отозвался тот. — Я хотел пригласить Сольвейг, но она вроде уже с кем-то идет — так я ее понял. Тогда я пошел к Грейнджер, но она тоже оказалась занята. А мелкая Уизли идет с Финниганом. Даже Блэйз, и та мне отказала… А к Пенси я не обращался. Зря я стал геем, все девчонки теперь меня не хотят…
— Просто они знают, что им не обломится, — усмехнулся Гарри. — И что ты решил?
— Что пойду один. Буду изображать из себя одинокого Демона.
— А… — Гарри застенчиво погладил руку Драко чуть выше запястья. — Ты бы не хотел пойти со мной?
— С тобой? — Драко положил скрещенные руки Гарри на грудь и оперся о них подбородком. — Официально?
Как пара?
— Ну да…
— Скандала не боишься, Поттер?
— Да все возможные скандалы уже были! — рассмеялся Гарри. — Ну, так что, пойдешь?
— Надо подумать, — Драко хитро прищурился.
— Ну пожа-а-алуйста!..
— Ладно, пойду. Но… — Драко поднял палец. — Я тоже хочу тебя кое о чем попросить.
— О чем?
С полминуты Драко молчал. Потом произнес:
— Я хочу, чтобы ты съездил со мной в Лондон.
Это было обычное кладбище, скучное, с рядом серых надгробий, среди которых изредка встречалась парочка-другая не похожих на все прочие, но, как многие кладбища, привлекательное в своем спокойствии.
Возле каменного креста, возвышающегося над свежим, еще не покрытым плитами и не огражденным холмиком, стоял белокурый юноша. Ветер, только что пытавшийся оторвать ветви у кладбищенских деревьев, рванулся было к нему, чтобы вырвать из тонких рук длинный белый шарф и унестись с добычей, но вдруг замер, то ли пораженный невероятной красотой юноши, то ли выражением скорби и вины в его глазах, и послушно улегся у его ног.
Юноша водил кончиками пальцев по гранитной перекладине, потом присел и осторожно, словно чего-то очень хрупкого, коснулся букв на маленькой плите у подножия креста. Буквы складывались в слова: «Малькольм Джулиан Бэддок, 15 мая 1983 года — 4 апреля 1998 года. Если не будете как дети, не войдете в царствие небесное». Несколько минут блондин смотрел на эту надпись, словно надеясь прочитать в ней больше, чем было написано. Его губы беззвучно шевелились.
Наконец он встал и нежно, словно укутывая ребенка, повязал на перекладину креста белый шарф. Ветер в то же мгновение очнулся от забытья и схватился за концы шарфа, превращая его в свою игрушку.
А белокурый юноша повернулся и стремительно, словно убегая, зашагал прочь от могилы, к воротам, где, прислонившись к кладбищенской стене, ждал его молодой человек с темными непослушными волосами.
Когда блондин подошел, тот отстранился от стены и взял друга за руки жестом сочувствия. Но тот мягко отнял свои ладони и вышел за ворота. Чуть помедлив, темноволосый последовал за ним, нагнал, и вскоре они зашагали рядом, плечом к плечу.
На ветру, как знамя, трепетал белый кашемировый шарф. Если приглядеться, можно было увидеть, что ровно посередине его схватывает серебряное кольцо — переплетенные ветви, — со множеством мелких изумрудов — листьев. Сорока, привлеченная блеском, слетела с ветви на добычу, но у самого креста вдруг закружилась на месте, словно забыв, а зачем она, собственно, спустилась сюда, потом поднялась выше и медленно, как под грузом тяжких раздумий, полетела прочь…
Хогвартс, 26 июня 1998 года
Драко в последний раз провел расческой по волосам, поправил кружевные манжеты и посмотрел на себя в зеркало. Вид у него был нервный. Словно перед первым свиданием. Может, не стоило зачесывать волосы назад?
В дверь постучали, Драко, чуть помедлив, пошел открывать. Руки неожиданно затряслись, а движения стали какими-то судорожными.
За дверью стоял Гарри. В робе бутылочно-зеленого цвета — в точно такой же (хорошо, если не в этой самой) он пришел на четвертом курсе на Рождественский бал, — как всегда, взъерошенный, в этих ужасных очках в пластмассовой оправе, которые ему выдали в больнице.