Дракон для семейного счастья

Представив, что скажет столичный хлыщ, полюбовавшись на такую картину, я рывком захлопнула панель, скрывая девчонку, вскочила на ноги и судорожно оправила платье.

– Всё хорошо! Я… Я оступилась.

– Я вот тоже… оступился, – проворчал Олаф, появляясь на пороге. – Ну и прислуга у вас. И ведь ничего не сделал. Только вошёл!

Я вздохнула. На ноге у красавчика намертво застряло помятое жестяное ведро, в которое он, похоже, с размаху вступил, так решительно входя в чужой кабинет.

– О боги, Олаф! – я постаралась добавить в голос как можно больше сочувствия, хотя совершенно его не испытывала. – Вы целы?

– Я да, но мои сапоги точно пришли в негодность. Отвратительно! Надо же было поставить проклятое ведро прямо перед дверью! Вы должны найти эту дуру и вышвырнуть её вон!

– Какую дуру? – округлила глаза я, надеясь, что девица полежит в обмороке ещё хотя бы четверть часа.

– Ту, которая оставила это ведро, разумеется. При всей своей любви к черни мой брат не настолько эксцентричен, чтобы самому мыть полы в кабинете.

– Ах, эту… – закивала я. – Обязательно выясню. У нас не так много поломоек, и Хенрика наверняка знает, кто из них был сегодня тут.

– Выгоните всех, и дело с концом, – буркнул Олаф.

Трогать грязное ведро ему не хотелось, но и снять его по-другому не получалось. Брякая жестяной обновкой, он вернулся в комнату. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

Глава 9

Олаф плюхнулся на стоявший у окна диванчик и, вцепившись в диванные подушки, попытался одной ногой столкнуть застрявшее ведро. Выглядел лощёный аристократ забавно, но я едва замечала его потуги, не в силах оторвать взгляд от большой картины над камином, как раз напротив заваленного бумагами и письмами рабочего стола.

Увы, в этом мире до фотографии ещё не додумались. А ведь она столько может рассказать внимательному зрителю. Да что там, первое, что я бы искала среди книг пропавшей предшественницы – это именно альбом с фотографиями. Но увы.

Зато художники явно проживали расцвет профессии. По стенам особняка висело множество картин, как простых портретов, так и всевозможных батальных сцен и пейзажей. Все они наверняка остались от прежних хозяев, настолько потемневшими были полотна. Нечто новое мне до сих пор попадалось только в покоях Фрейи – её многочисленные изображения. И вот теперь здесь, в рабочем кабинете моего подаренного магией супруга.

Неизвестный художник постарался на славу: изображение было словно живое – семейный портрет в лучших романтических традициях.

Казалось, что наивно распахнувшая глаза Фрейа вот-вот моргнёт, а склонившийся к ней Эйнар наконец поцелует тонкие пальцы, лежащие в его ладони. Но, разумеется, ничего этого не происходило. Просто картина, просто холст. Мужчина, который ещё полон надежд на счастливую семейную жизнь, и женщина, осознающая, что она прекрасна.

Судя по отсутствию пыли на раме, картина висела здесь относительно недавно, понять, появилась она до или после моего вселения, я не могла (не так уж много пара прожила в этом особняке), а понять, так ли выглядел кабинет Эйнара в столице, и подавно не способна. Не спрашивать же у Хенрики. Такой внезапный склероз у взбалмошной хозяйки легко её насторожит.

В груди шевельнулась чёрная змея ревности. Мне отчаянно захотелось, чтобы Эйнар вспомнил о портрете уже здесь и исключительно после моего появления. Хотя понимала, что, скорее всего, это не так.

Слабую надежду внушал лишь кусок странного полотна, неопрятной кучей валявшийся на каминной полке. Слишком простой и пыльный для шторы или драпировки и слишком большой для забытой прислугой тряпки, он лежал так, словно его сдёрнули с портрета, да так и забыли за ненадобностью. А необученная и пугливая прислуга, вроде глупой девчонки, не рискнула тронуть хозяйскую вещь.

– Ты и сейчас прекрасно выглядишь, – Олаф по-своему истолковал мой ступор и пристальный взгляд. Он уже избавился от дурацкого ведра и внимательно рассматривал интерьер. – Иногда я даже жалею, что мы затеяли всю эту историю. Особенно когда ты так неожиданно стала холодна.

Я сморгнула и усилием воли заставила себя повернуться к портрету спиной.

– О чём вы, Олаф?

– Мне не нравится, когда ты разговариваешь со мной так, словно мы едва знакомы, – пожаловался тот.

«Да мы вообще не знакомы!» – взвыла я про себя, не зная, что отвечать, и теряясь в противоречивых догадках.

К счастью, именно в этот момент за тонкой перегородкой что-то стукнуло, и раздался тихий возглас. Видимо, девице надоело имитировать обморок и она попыталась выбраться. Надо признать, очень вовремя!

– Прислуга! – скривился Олаф. – Только и знают, что подслушивать!

Он резко встал с дивана и направился к двери.

– Желаете отдохнуть перед обедом? – спросила я, посторонившись.

Хотелось ещё немного побыть в комнате, буквально пропитавшейся лёгким ароматом сандала и незримым отпечатком личности Эйнара. Заглянуть в книги на столе, посидеть в его кресле…