Дракон должен умереть. Книга I

Девочка была щедро вознаграждена за свою должность парламентера и переводчика. Каждый вечер девушка вручала ей очередную игрушку, вырезанную из разбросанного по берегу плавника. Игрушки были сделаны с любовью и искусством — никто в деревне никогда раньше не видел такой работы. Сначала на поделки странной девушки смотрели с удивлением — пока одной из женщин не пришло в голову, что из этого можно извлечь всеобщую пользу. Однажды утром она пришла к дому, где приютили девушку, и попросила ее вырезать нательный оберег — небольшую рыбку, чешуя которой должна была складываться в имя человека, который его носил. Такие обереги носили все рыбаки — невзирая на то, что люди тонули вне зависимости от того, был у них оберег или нет, — но никто в деревне не владел искусством резьбы, равно как и искусством письма, и за оберегами приходилось ездить в соседнее село на ярмарку. Женщина объяснила это все молчаливой девушке. Та долго только смотрела в ответ, так долго, что женщина уже почти совсем убедилась в том, что девушка действительно ненормальная. Она сердито вздохнула и хотела уже уходить, когда Джоан тихо, с видимым трудом спросила:

— Какое имя?

Женщина замерла на месте. Смерила девушку взглядом, но та не поднимала голову, а смотрела на песок перед крыльцом, на котором она сидела.

— Хенрик.

Того, что случилось потом, женщина никак ожидать не могла, хотя и знала наперед, что говорит с сумасшедшей. Девушка вскочила — нет, в один момент оказалась на ногах, а в следующий — уже была в нескольких шагах от женщины. Она стояла в странной, неестественной позе, подняв руки, как будто держась за голову, но между руками, сжатыми в кулаки, и висками было расстояние в пол-ладони. Женщина видела, как на призрачно тонких предплечьях вздулись вены.

Она стояла, оцепенев, не в силах пошевелиться и издать хотя бы звук, а сумасшедшая девушка стала тихо то ли шипеть, то ли даже рычать. Женщина похолодела от ужаса, не сводя с той глаз, как вдруг она резко бросила руки, выпрямилась и в то же мгновение обернулась.

Женщина шумно вздохнула. Никогда в жизни она не видела таких пронзительно желтых глаз.

Джоан стояла, выпрямившись, чувствуя, как боль — та самая бесконечная, вселенская, непрекращающаяся боль, которая гнала ее по небу быстрее солнца, — проходит через нее насквозь, сверху вниз, и уходит в песок у нее под ногами, и снова появляется где-то глубоко внутри, и снова разливается по всему телу, и снова, окатив волной, спускается вниз. Она ждала, когда это произойдет — когда она превратиться в дракона, и только жалела, что эта женщина стоит так близко от нее. На таком расстоянии у нее не было никаких шансов спастись.

— До ’хан! — раздался крик у нее за спиной. Она знала этот крик. В нем не было ничего страшного, только удивление, радость и восторг. Просто Кэйя опять хотела что-то ей показать.

Джоан закрыла глаза.

«Нет».

«Не сейчас».

«Ты не доберешься до меня сейчас».

Мне не нужно добираться до тебя, Johaneth . Я и так всегда с тобой.

«Тем более».

Неужели ты не хочешь перестать чувствовать это?

«Нет».

Почему?

«Потому что прямо передо мной стоит человек. Я не смогу ее не задеть».

Умница, прошелестело в голове

Она открыла глаза.

— До ‘хан! — Кэйя подбежала к ней, как обычно, врезаясь на скорости прямо ей в ноги. — Пойдем, пойдем со мной!

Джоан послушно протянула руку. На ходу обернулась к застывшей в ужасе женщине.

— Я вырежу оберег.

***

С того дня странная девушка стала разговаривать. Нельзя сказать, чтобы она делала это часто и охотно, но теперь на прямой вопрос можно было рассчитывать получить прямой ответ. Мужчины, которым женщины рассказали о случившемся, не повели бровью. Что удивительного в том, что девица теперь разговаривает? На то у нее и язык, чтобы им трепать.

Прошло два месяца с тех пор, как Джоан пришла в деревню.

Она целыми днями сидела на песке, смотрела на море и вырезала игрушки для Кэйи и других детей, обереги для взрослых, строгала ложки и прочую домашнюю утварь. Волосы, спутавшиеся так, что их невозможно было расчесать, пришлось остричь. С короткой стрижкой Джоан стала совсем похожей на мальчика.

Однако по мере того, как она постепенно обретала способность смотреть на людей вокруг и видеть их, по мере того как люди вокруг превращались в самостоятельных и неповторимых личностей, Джоан все сильнее чувствовала, что эти люди ей совершенно чужие. Они были доброжелательны к ней, да что там — неоправданно добры, но Джоан не могла больше находиться среди них. Нужно было идти дальше — неизвестно куда, но идти, идти к чему-то, кому-то, просто идти, только бы не чувствовать, что ждать нечего.

Что ничего не осталось.