— Мы с ним вместе учились у одного Мастера. И потом изредка встречались. Навещали друг друга.
Генри поднял брови. Для того, чтобы “навестить” друг друга, Мастерам нужно было пройти несколько десятков миль по горам.
— Но я бы, возможно, и не узнал, что это ты, — продолжил Дерк, — если бы не твое дыхание.
Генри поднял брови еще выше.
— Два вдоха, один выдох. Мы ученики одной школы, — улыбнулся Дерк.
Генри слабо усмехнулся в ответ и стал задумчиво рассматривать столешницу.
— Как Сагр умер? — сказал Дерк неожиданно.
Генри вздрогнул и вскинул голову.
— Умер? — повторил он глухо.
Дерк нахмурился.
— Ты не знал? Тогда кто… — он не договорил и задумался.
— Кто — что?.. — напряженно спросил Генри.
— Месяц назад, — медленно начал Дерк, — почти перед самым твоим появлением, когда сошел снег, я ходил навестить Сагра. От него давно не было ничего слышно. Когда я пришел, там была только могила. С вырезанным деревянным драконом. Я считал, что это ты его похоронил.
Генри прикрыл глаза.
— Я был не единственным любимым учеником Сагра, — пробормотал он глухо, а затем внезапно встал из-за стола и вышел на улицу.
***
Вечером, когда Генри уже укладывался спать под своим навесом, Дерк вышел к нему.
— Ты не ответил, что случилось с тобой.
— А почему я должен отвечать? — спросил Генри. Он снова был спокойным, отстраненным.
— Не должен. Но я хотел бы знать, что с тобой сделали… и кто. В конце концов, мне лично пришлось иметь дело с последствиями.
Генри вздохнул. Прислонился к стене дома и посмотрел вдаль, туда, где силуэт гор острыми зубьями врезался в бледное небо.
— Последние полгода, — ответил он наконец, стараясь, чтобы голос звучал ровно, — я провел в подвале замка Заур. Не по собственному желанию, — добавил он с усмешкой.
— А по чьему?
— Короля Джона. Нового короля Джона.
Дерк присвистнул.
— И чем ты ему так не угодил? — недоверчиво спросил он, невольно косясь на руки Генри.
Тот криво усмехнулся.
— Скорее наоборот. Я им очень угодил. Вернее, должен был угодить.
Дерк поднял брови.
— Им нужны были сведения об… одной особе. Они считали, что я могу сказать о ней больше, чем кто бы то ни было еще.
— И ты им сказал? — спросил Дерк несколько жестко, потому что его взгляд снова упал на шрамы, идущие через все пальцы Теннесси.
Генри ответил не сразу.
— Ты знаешь, — начал он тихо, — когда я был маленьким, шла война с Лотарией. Про нее было много историй, баллад и песен. Но были еще и рассказы о том, что лотарцы делали с теми, кто попадал к ним в плен. Мой отец считал, что мне полезно знать все про войну, а потому довольно красочно пересказывал мне эти истории. И, разумеется, потом я часто думал о том, а что было бы, если бы меня пытали. Иногда, в порыве юношеского энтузиазма, я думал, что не скажу ничего, никому и никогда. После, когда я уже стал повзрослее и получил открытый перелом руки, то пришел к убеждению, что в определенных случаях буду пытаться остановить боль всеми возможными способами, — Генри задумчиво посмотрел на свои руки. — Я, признаться честно, боюсь боли.
— Это вообще-то нормально, — тихо вставил Дерк.
Генри мягко улыбнулся, потом поднял глаза и почти весело посмотрел на Мастера.
— Ты же знаешь любимый фокус Сагра с иголкой?
Дерк поморщился.
— Конечно. Но мне всегда эта практика казалась ненужным самоистязанием.
— А зря, — тихо возразил Генри. — Оказалось чрезвычайно полезным.
Дерк снова поднял брови.
— Смысл практики, как ты помнишь, состоит в том, чтобы принимать ожидаемую боль как уже случившуюся. То есть, по сути, превращать будущую сущность боли в настоящую. В этом случае настоящая сущность становится, в свою очередь, прошедшей.
— И, соответственно, ты ее не чувствуешь?
Генри поморщился.
— Да нет. Вполне себе чувствуешь. Просто превращение настоящей сущности в прошедшую внушает твердую уверенность в том, что рано или поздно это закончится.
— Вся проблема, — добавил он глухо, — заключается в слове «поздно».
Дерк очень долго молчал.
— И что ты собираешься теперь делать?
Генри ответил не сразу.
— Я не знаю, — наконец признался он. — Все, что я делал в последнее время, оборачивалось сплошной катастрофой. И не только для меня. Я растерял всех близких мне людей и не имею ни малейшего представления, что с ними, и что-то мне подсказывает, что теперь моя компания будет слишком опасной для них. Я знаю, что одну из них ищет банда наемных убийц, но я толком не знаю сам, где ее найти. Я застрял здесь, и нет никакой гарантии, что они не доберутся до нее раньше. И при этом, если я хочу попытаться ее найти, я должен быть уверен в том, что мне хватит на это сил. Поэтому день за днем я торчу здесь и терпеливо жду, когда наконец срастутся эти проклятые кости, — и Тьма знает, чего мне стоит это терпение, — Генри, проговоривший все это очень быстро, наконец выдохся и замолчал.
— Мне всегда казалось, что у воспетых в песнях героев напрочь отсутствовало чувство самосохранения, — заметила Эмералд, неслышно вышедшая к ним.