Дракон должен умереть. Книга III

Генри сидел, всеми силами стараясь оставить на лице маску вежливой заинтересованности, которая была там до того. Он не знал, насколько это хорошо ему удавалось, потому что единственным, что он сейчас чувствовал, была расползающаяся внутри пустота. Она постепенно распространялась на все новые и новые органы, и Генри только надеялся, что до легких эта пустота доберется в последнюю очередь, потому что только возможность спокойно вдыхать и выдыхать позволяла ему до сих пор сохранять лицо.

— Говорят, еще они были вместе, когда накануне вернулись в лагерь, и вроде бы она тогда зашивала ему рану на голове. Но все это могут быть слухи, — быстро добавил Эдвард, внимательно глядя на совершенно невозмутимого Генри. — О королеве чего только не рассказывали. Да и сейчас рассказывают, — пробормотал он, снова переводя взгляд на полки.

Генри воспользовался тем, что его друг отвернулся, чтобы как следует привести себя в порядок. Пустота подбиралась к легким, но он надеялся, что ему еще хватит времени, и потому сказал, спокойно и уверенно:

— Что ж, это действительно все объяснило бы. Так что, возможно, и не слухи.

В это мгновение легкие тоже исчезли, и Генри стремительно поднялся, зная, что больше он уже не сможет держать себя в руках.

— Уходишь? — спросил Эдвард, как-то слишком понимающе глядя на него, и Генри мысленно проклял себя за отсутствие выдержки. Нужно было остаться, продолжить ничего не значащую беседу, пошутить опять насчет женщин и книг — все что угодно, только не сбегать вот так, сразу же, выдавая себя с головой. Но пустота уже заполнила грудную клетку целиком, и на остатках дыхания Генри успел пробормотать:

— Да, мне нужно... — и тут же развернулся и пошел прочь из библиотеки, не разбирая дороги. От недостатка воздуха начинала кружиться голова — хотя, возможно, пустота просто успела добраться и до нее тоже. Это было хорошо. Пустота в голове должна была лишить его возможности думать. Хотя бы на какое-то время.

Он оказался на верхней галерее и остановился там, привалившись к колонне и пытаясь продышаться. Половина сознания уже послушно исчезла вместе с остальными внутренностями — но другая предательски продолжала работать, и в ней по кругу вертелись мысли, одни и те же, но предстающие под разным углом и потому всякий раз ранящие по-разному.

Этого он никак не ожидал. Именно не ожидал — с изумлением Генри понял, что никогда не предполагал у нее кого-то еще. Все, что мучило его в их отношениях, касалось только их двоих. Это были его ошибки или ее равнодушие, его невнимательность или ее жестокость — но он никогда не думал, что она просто могла полюбить кого-то другого. Эта мысль не посетила его ни разу за те три года, что они не виделись. И с ужасом он понял, что до сих пор был уверен, что такое невозможно.

«Я бы на твоем месте хорошенько подумала, хочешь ли ты, чтобы эта девочка стала чьей-то чужой женой».

Генри стукнулся головой о колонну, пытаясь выбить все мысли.

Его мать была права — она опять оказалась права, а он опять оказался идиотом, который не послушался ее, когда у него была возможность.

«И это действительно все объясняет», — с горечью подумал он про себя, вспоминая непроницаемое, холодное равнодушие Джоан. Разумеется, какое ей было дело до него, оставившего ее столько лет назад, когда совсем недавно умер человек, который действительно был ей дорог? А может быть, это вовсе не Генри оставил ее тогда? Может быть, она сама тогда поняла, что он ей не нужен?

Генри снова стукнулся головой, но мысли, к сожалению, от этого никуда не исчезали.

Он не знал, сколько простоял на галерее, но постепенно небо над внутренним двором начало темнеть. Генри собрался отлепиться наконец от колонны и дойти до своей комнаты, когда вдруг сзади раздалось:

— Генри?

Он резко обернулся — все внутренности тут же вернулись, правда, судя по всему, не совсем на свои места. Он не помнил, чтобы его сердце до того находилось в горле.

— Что с тобой случилась? — спросила Джоан, и Генри вздрогнул, потому что ее голос пах горными травами и летним солнцем.

— Ничего, — ответил он машинально, все еще пытаясь прийти себя от резкого напоминания.

— Генри Теннесси, — сказала она, подходя ближе, и он невольно сделал шаг назад, потому что перед ним была Джо, и этому нельзя было верить, — Генри Теннесси, я знаю тебя. У тебя что-то случилось.

— Я просто устал, — пробормотал он.

— На тебе лица нет.

Генри с силой провел по лицу рукой — то ли проверяя, на месте ли оно, то ли пытаясь стереть с него всякое выражение, потому что любое из них казалось категорически неправильным.

— Пойдем, — сказала она и подняла руку, но, на его счастье, все-таки не прикоснулась к нему. Он не знал, что случилось бы, если бы она сделала это.

— Куда? — спросил он.

— Ко мне в кабинет. У меня есть кое-что, что точно приведет тебя в чувство.

Генри подумал об очередном настое из трав, знакомый запах снова всплыл в памяти и снова застал его врасплох. Однако они уже шли, и Джоан была впереди и потому ничего не заметила.

В дверях Джоан остановилась, подождала его и широким жестом пригласила внутрь.

— Заходи.