– На конвой напали. – Лодовико Сфорана не спрашивал, он утверждал.
– Совершенно верно, монсеньор.
– Где? – хрипло спросил брат Себастьян.
– У храма святого Анрея.
– Долго ждать не стали, – заключил архидиакон.
– Действуйте как было оговорено, – приказал брат Себастьян.
Гвардеец смотрел на кардинала, – до избрания нового Папы созеанцы подчинялись только Сфорана.
– Высылайте войска.
– Будет исполнено, монсеньор.
Пока властители принимали решения, Обадайя стоял посреди узкого прохода, который удерживали гвардейцы в человеческом море. Он задрал голову и ловил языком снежинки. Те были сладки, но на глазах всё равно появились слёзы. Юноша думал об Улве, и обо всём остальном, что осталось позади. Он отчаянно тосковал.
– Продолжайте! – гаркнул Великий Инвестигатор. – Наступили Последние Времена и намеченное должно свершиться!
Конвоиры передали Обадайю в руки палачей, а те возвели юношу на костёр и приковали к столбу. Старший экзекутор зажёг факел в жаровне, церемонно поднял его над головой, чтобы как можно больше людей могло увидеть это пламя, и направился к костру. Юноша зажмурился, но потом набрался храбрости и посмотрел на небо. Сквозь серую пелену пробилось несколько лучей, тёплое касание огладило впалые щёки, сверкнуло на слезинках.
Факел был просунут под кучу хвороста и дров.
Кардинал Сфорана, казалось, спокойно смотрел на казнь, заложив руки за спину, но его правый кулак был сжат настолько сильно, что ногти порезали кожу.
– Довожу до твоего сведения, юный Лодовико, – сказал брат Себастьян тихо, – что слуги, которым ты приказал заготовить сырой хворост, не смогли выполнить указание. Они сейчас взаперти.
– Я уже понял, – ответил Сфорана безмятежно, – хворост сух, вон как быстро разгорается.
– Этот человек, – продолжал брат Себастьян, – не должен быстро задохнуться от дыма. Он должен сгореть.
Из-за горячего воздуха казалось, что фигура, прикованная к столбу, извивалась, хотя на самом деле Обадайя стоял смирно, подставив лицо солнцу. Он молился о здравии всех людей. Кардинал Сфорана с потаённой скорбью ожидал, когда мальчик закричит. Они все кричат. Все до единого.
Великий Инвестигатор произвёл какой-то сдавленный звук, закачался сильнее обычного и дрожащей рукой потянулся к ткани, закрывавшей лицо.
– Фра Себастиан? – Лодовико не спешил совершать лишних движений. – Позвать целителей?
– Нет… нет… Небеса говорят… Господи… вы не чувствуете, какое зло грядёт? Оно здесь… – Старый петрианец зашёлся лающим кашлем и на грязной ткани появились кровавые пятна. – Вы не чувствуете?!
Великолепный золотой колосс повернул и чуть склонил голову.
– Да, мой друг, разумеется, ты тоже чувствуешь! Ступай же!
Аполлинарий Сталузский движением плеч скинул с себя расшитый золотом плащ. Всё это время он прятал под тканью Конф
Его золотой панцирь покрывало парчовое сюрко, со спины расшитое серебряными ангельскими крыльями. Гвардейцы и трепещущая толпа расступились перед святым воином; на костёр он даже не глядел, направляясь к дальнему концу площади. Там брат Аполлинарий упёр остриё меча в брусчатку, положил руки поверх навершия и стал ждать.
Вниз по Горе Мощи Господней маршировали гвардейцы.
///
Всё замедлилось и мир вернулся в норму, рив обнаружил, что стоит на самом краю площади, а некто сверкающий посягает на него мечом. Доргонмаур остановил удар драконьим крылом и двое застыли недруг против недруга.
Но главное, что увидел Майрон, – огромный костёр, который уже занялся!
– С дороги!
– Здесь твоя дорога обрывается, демон. Исповедуйся. – Голос незнакомца был похож на гудение огромного колокола.
Майрон воистину обрёл демонический вид: его плащ превратился в горелые обрывки, лицо и чёрные доспехи покрыла запёкшаяся кровь, глаза пылали янтарными звёздами, а в руке было раскалённое копьё. Совсем не то, что сияющий витязь в золоте и с нимбом за головой.
Они стояли вровень, одинаково громадные и ужасающие; простые люди бежали прочь в панике, молясь и вопя. Золотой витязь давил мечом, а Майрон сдерживал его копьём. Сердца ударили раз, ударили два. В голове рива шумела кровь и