Сначала пифия садилась на свой треножник раз в год, седьмого марта – в день рождения Аполлона. Потом Аполлон видит – дело выгодное, да и людям полезно. Не всем легко самим принимать решения и брать ответственность на себя – лучше свалить на бога. Аполлон участил мероприятия: пифия стала предсказывать седьмого числа каждого месяца, а иногда работала и в выходные – если вопрос был очень важным, о войне, например. Перед работой пифия совершала омовение в священном Кастальском источнике, возлагала на очаг лавровые листья и спускалась в подземелье храма. В подземелье стояла статуя Аполлона, гробница Диониса (хотя он и был богом) и мраморный пуп земли, камень, обозначавший, что именно тут – середина нашего мира. Пифия жевала лавровые листья, пила воду из другого священного источника – Кассотида, дышала ядовитыми испарениями и начинала пророчества. Рядом стоял жрец и перекладывал её бессвязные слова в стихи, чтобы красиво было. И потом предсказания передавались заказчику. Это удовольствие стоило четыре обола за личный вопрос типа «Кто украл мою козу?» и семь драхм за вопрос общественный: строить ли новый город в Ионии или идти ли войной на вконец обнаглевших спартанцев. Семь драхм – не очень большая сумма, четыре обола – и того меньше (в одной драхме шесть оболов). В пятом веке до нашей эры еда на один день стоила три обола – ну, обычная еда крестьянина или ремесленника, сыр, оливки, хлеб. Строитель Акрополя зарабатывал в день одну драхму. Приличный, но не роскошный плащ стоил 16-18 драхм. Словом, святилище было эконом-класса, доступное по цене всему населению. Правда, существовали ещё и подарки. Например, царь лидийский Крёз за предсказание не семь драхм платил, а подарил громадного льва из чистого золота. Дарители надеялись, что Аполлон, пленённый хорошим подарком, как-нибудь подтасует будущее. Иногда, кстати, так и случалось. Ещё подарки были хороши тем, что дарители обслуживались вне очереди – не надо было часами ждать и толкаться в толпе.
Святилище сделалось таким популярным, что войны, терзавшие темпераментную Грецию, его не трогали. Считалось жутким грехом обидеть Аполлона и его жрецов. Поэтому в Дельфах хранили свои сокровища чуть ли не все греческие города – вроде как сейчас в швейцарских банках. Каждый город строил специальную сокровищницу.
Потапов всё это послушал, полюбовался на изящную сокровищницу афинян, на то, что осталось от «сейфов» Сикиона и Сафноса, и спросил:
– А где сейчас эта дырка, через которую поступают ядовитые газы?
– Дырка закрылась во время древнего землетрясения, – сказал гид. – Больше Аполлон с людьми не разговаривает.
– А может, Пифон весь выветрился, и запаха не стало, – предположила туристка из Первоуральска.
Потапов почесал в затылке. Он сильно надеялся раскопать дырку и добраться до Пифона.
– Слышь, – прошептал Потапов Сидорову, когда гид начал рассказывать про дельфийский театр. – Значит, Пифон и вправду умер, раз запах был?
– А вот и нет, – возразил Сидоров. – Если живого дракона или человека запереть в пещере, он же мыться не будет, а от грязного тела запах неприятный. Когда у нас в общаге душ сломался, знаешь, как все пахли! Любой Пифон обзавидуется. Опять же некоторые физиологические процессы живого организма… м-м-м… тоже запах дают. А раз вонь продержалась три тысячи лет, это как раз доказывает, что Пифон жив! Если бы умер, то за столько времени стал бы скелетом, а скелеты почти не пахнут. Это я тебе как медик говорю, мы весь первый курс скелеты разбирали по анатомии.
Когда экскурсия закончилась и все пошли к автобусу, Потапов сказал гиду:
– Я дальше с вами не поеду. У меня тут родственник живёт, я бы хотел с ним повидаться. А на обратном пути вы меня подберёте, когда в Афины поедете.
Тут весь автобус Потапову жутко позавидовал, особенно те, кто из Екатеринбурга и окрестностей. Потому что иметь родственника в Греции или другой тёплой стране – мечта любого уральца.
– Как? – поразился гид. – Вы не хотите поехать с нами и увидеть гору Киферон, на которой фиванский царь Лаий велел бросить собственного сына-младенца, будущего знаменитого царя Эдипа, победителя Сфинкса? Вы не хотите лицезреть древние Фивы? Вы не желаете побывать в знаменитом Фермопильском проходе, где триста спартанцев (а также несколько тысяч феспийцев) сдерживали натиск персов?
– Хотим, – вздохнул Потапов. – Особенно феспийцы меня интересуют – я даже слова такого не слышал, а тут сразу несколько тысяч! Но родственники – это святое.
– Это да, – согласился гид-грек. – Это по-нашему.
– И я тоже останусь, – сказал Сидоров. Ему очень хотелось поглядеть Фивы, Фермопилы и прочие чудеса. Но он же обещал помогать Потапову. К тому же неизвестно, что интереснее – мёртвые спартанцы или живой Пифон.
– У вас тоже родственники в Дельфах?
– Нет, у него невеста, – быстро наврал Потапов.
Сидоров вздрогнул и нервно оглянулся.
– Мы с родственником хотим женить Сидорова на нашей двоюродной племяннице, – объяснил Потапов. – Её зовут… э-э-э…