Дракон распускает крылья (Диадема со звезд - 2)

Потом картина исчезла, словно смытая наплывом темноты, и пассивное сознание зрителя сменилось приятной пустотой забытья...

10

Когда она проснулась, солнца уже стояли высоко.

В караванный домик вошел Тарнсиан с ведром воды и какими-то тряпками. Он разрезал путы и сунул ей в руки эти тряпки.

- Вымой здесь все, чтобы блестело! - приказал он.

Приостановившись в дверях, он добавил: - Мы трогаемся через три минуты. Когда все сделаешь, вылей воду за дверь.

Она проводила его взглядом, потом, в первую очередь, умылась сама.

- Ай-Ашла, - ахнула она, когда пальцы коснулись изуродованного лица. Превозмогая боль, она добралась до противоположной стены домика и постаралась заглянуть в небольшое оконце.

Но тут дверь распахнулась, и на пороге возник Тарнспяц. Он шагнул вперед. Алейтис попятилась, прижалась спиной к стене, глядя на пего с гадким предчувствием.

- На кропать! - коротко приказал он.

Она не сразу подчинилась, и он кулаком ткнул ей в живот. Волна боли разбежалась по всему телу. Дрожа, она лежала на постели, ожидая, пока он разденется. Он овладел ею без подготовки и прелюдий, но Алейтис успела отступить в теплую черноту, где не существовало ничего, что могло бы быть материальным. Она позволила ему насиловать ее тело, пустую куклу, лишенную души.

Он щипал и тискал ее, хрипло дыша и отвратительно ругаясь. Но чем больше он ее терзал руками и мысленно, тем глубже отступала она. Когда он кончил истязание, она на много фатамов погрузилась в самый центр своего существа, где не было ничего и откуда достать ее было невозможно.

День миновал. Потом другой. И так без числа. День следовал за днем, почь приходила на смену дню. Алейтис была как бы в тумане полубессознательного забытья.

Когда приходил Тарнсиан, она без борьбы позволяла ему овладевать собой, вернее, не собой, а своим телом. Сама же она отступала в темноту, и под Тарнсианом оказывалось не тело человека, а набитая тряпками безжизненная кукла. Наконец ему надоело это, и он вышвырнул ее из своего дома-фургона, но даже после этого не отпустил из лагеря.

В одном из фургонов Алейтис украла несколько одеял и кусок туфана. Из другого - блузу и пару штано:В. Из третьего - подходящие ей под ногу сапоги. Потом она присоединилась к общим женщинам, которые сидят у отдельного костра и ждут какого-нибудь мужчину. Они поделились своей едой и отвели ей место для спанья. Она расстелила туфан под каким-то фургоном и блаженно уснула.

Члены каравана никогда не смотрели па нее прямо, даже когда проходили рядом... Они не разговаривали с ней и не замечали ее присутствия. Женщины-рабыни делали рога из пальцев, отгоняя несчастье, но не имели храбрости на то, чтобы воспрепятствовать ее присутствию среди них.

Сначала она садилась на ступеньках домика-фургона, где жили рабы и в котором они ехали со всем караваном по дневному этапу, от лагеря до лагеря. Потом она осмелела, выделила из общего табуна своего черного коня Мулака, открыто его оседлала и надела уздечку. Но каждый раз, когда она опускалась в седло, оказывалось, что Тарнсиан не забыл о ней. Черные крылья взмахивали над ее головой и не отпускали до тех пор, пока она не спрыгивала с коня на землю. Он - Тарнсиан - не был намерен отпускать ее с миром.

После нескольких дней переходов караван остановился в лагере, на большой поляне у широкой реки, самой широкой, какую она видела в своей жизни.

Алейтис взяла в одном из фургонов полотенце и мыло и отошла подальше от лагеря для того, чтобы как следует вымыться. Она сняла блузу и штаны, бросила их на берег и со всего размаха побежала в воду. Вволю поплавав, она принялась соскребать со своего тела многодневную грязь. Хотя Тарнсиан какое-то время не прикасался к ней, она чувствовала, что стала нечистой. Песком и мылом она с ожесточением скребла свою кожу, пока та не стала красной. Потом намылила голову и прополоскала.

И только после этого начала весело плескаться.

Со вздохом удовольствия она выбралась на берег, села на траву и принялась вытирать полотенцем волосы, чтобы они стали как можно суше, а сделать это было отнюдь нелегко, так как по длине и пышности волосы Алейтис могли соперничать со многими, и не только в этом караване. Насморк ее вылечился сам по себе, вместе с синяками, но она больше не хотела рисковать. Она посмотрела в сторону скрытого за скалой лагеря. Бежать было бессмысленно. И куда?..

Она снова натянула штаны и блузу, положила рядом полотенце, чтобы оно высохло. Сцепив руки вокруг колен, положив на колени подбородок и рассыпав волосы по плечам, чтобы окончательно высушить их, она молча смотрела, как течет река у самых ее ног, и вспоминала давно прошедшие дни.

"Похоже, у меня есть умение выживать. Мамочка моя, где бы ты сейчас ни была, ты родила меня с прочной шкуркой, и за это тебе огромное спасибо!" подумала она.

Журчание воды действовало успокаивающе. Алейтио расслабилась, сознание пришло в более спокойное состояние, мысли заскользили, поплыли одна за другой, как бусинки на нитке.