Дракон с королевским клеймом

Ненависть в душе… Да какой Бездны? Чем он так провинился, что, даже умерев для всех, он снова оказался в рабстве у какой-то очередной бабы? За что-о-о?! А ведь так хотел хотя бы сдохнуть свободным…

Он вдруг насторожился, все еще лежа неподвижно. Что-то не складывалось, какие-то кусочки мозаики потерялись – либо оказались вовсе не тем, что ожидалось. Итан точно знал, что умирает: раны открывались, ожоги не заживали, и силы утекали как вода сквозь сито. Выходило, что он уже должен был отправиться на суд Пяти, но почему-то снова открыл глаза.

Прислушался к себе. Тело – одеревенело, непослушное, тяжелое. Боли, однако, не было, как будто все зажило. И дышалось легко. Только вот рассудок все еще мутился, и мерещились… то гадалка, то маленькая смуглая женщина с каким-то беспомощным, детским выражением лица, то отец, который страшно кричит на матушку…

Он отмахнулся от невесомых, мимолетных видений и снова уставился на потолок. Внезапно захотелось повернуть голову и посмотреть, кто сидит рядом с зажженной лампой… Но не получилось. Как будто разум заключили в деревянную куклу, и он, Итан, отныне будет шевелиться только тогда, когда им захотят поиграть. Проклятая Бездна!

Ему не хотелось быть игрушкой. Все, о чем он просил Великих Пятерых, – чтоб хотя бы умереть свободным. Но и в этом ему было отказано, с особым цинизмом отказано. Его снова сделали рабом.

«Ничего, – подумал он, – тут либо надо умереть, либо сбежать. И если я до сих пор жив, то, наверное, что-то произошло, что-то очень важное… И коль я до сих пор не умер, значит, смогу убежать. Никакое клеймо, никакое колечко меня здесь не удержат».

И он даже улыбнулся собственным мыслям, потому что знал: его решимости хватит, для того чтобы срезать нанесенное каллиграфом клеймо. Да он, пожалуй, и зубами его выгрызет, дайте только возможность повернуть голову…

Скрипнула открываемая дверь, едва слышно, и точно так же, на границе слышимости, – мягкие неторопливые шаги. Итан закрыл глаза. Кто бы это ни был, пусть думает, что он еще не пришел в себя.

– Тавилла, ты что, уснула? – Тихий и очень усталый голос.

– Ой… Так ведь ночь, госпожа, миленькая. Ну и этот ваш… не шевелится. Но вроде бы дышит. – А этот голос куда старше. Итан вспомнил, что тогда, в холле, присутствовала еще и немолодая коренастая женщина, по виду – прислуга. Скорее всего, это и есть она.

– Чтобы он зашевелился, надо еще приготовить катализатор, – негромко ответил первый голос.

И, услышав это, Итан мысленно проклял всех богов. Мало того что его сделали рабом, так он еще и попал к бабе-алхимику! Хуже некуда, в самом деле. Однако он нашел в себе силы по-прежнему лежать с закрытыми глазами, и даже дыхание почти не сбилось.

– Госпожа, милая моя, как ваша прогулка-то прошла?

Вздох. Он был исполнен такой горькой безнадежности, что Итан даже удивился. И с чего бы ей так горевать?

– Плохо, Тавилла. Отвратительно. Господин наместник намекает, что вернет счета мужа, но только в том случае, если я стану его любовницей…

– Так что в том плохого? – искренне удивилась служанка. – Вы-то, чай, не девица уже.

– Да что ты говоришь? – Голос госпожи вдруг сорвался. – Я даже представить не могу, чтоб с ним… Да что там, противный он. Не хочу.

– Может, стерпится, а там и понравится, – проворчала служанка.

А Итану захотелось ее удавить. Потому что он, как никто другой, знал, каково это – когда не можешь себе представить, когда противно, а тебя никто не спрашивает, хочешь или нет.

«Старая дура», – заключил он, продолжая слушать.

– Он сегодня напился в ресторане, целоваться полез, – пожаловалась госпожа, – я думала, меня стошнит.

– У вас просто не было нормального мужчины.

– Он мне то же самое сказал. Но, знаешь, такого мужчины мне точно не надо. Он… он просто омерзителен. Я не перенесу, если…

И резко замолчала, как будто задумалась.

– Ты как-то говорила, что у Кельвина есть поместье на севере.

– Говорила. Но мы с Солветром там никогда не были. Мы всю жизнь жили здесь. Кельвин как-то обмолвился, что то поместье досталось от погибшего брата…

– Если это поместье не отобрали, то, возможно, нам лучше уехать туда? Тебя ведь в Пантее ничего не держит? А так исчезнем – с глаз долой, и он обо мне забудет.

– Если не отобрали… – задумчиво произнесла служанка. – Мы никогда там не были. И Кельвин ни разу туда так и не съездил… А так-то, милая, куда скажете, туда и поедем. Но пока мы здесь, неплохо было бы еще девушку мне в помощь нанять. Дом большой, убираться в нем надо, а я – одна. А этот, – тут Итан понял, что указали на него, – это мужчина, он прибираться не будет, да и вряд ли умеет. За ним самим придется убирать…

– Хорошо, завтра дадим объявление. Может быть, кто-нибудь из старых слуг вернется? Солветр может сходить, например, к Аринке… Впрочем, неважно. Знаешь, Тавилла, принеси сюда одежду на этого…

– Да где ж я ее возьму? Солветр куда как меньше.

– Возьми… что-нибудь у Кельвина в гардеробной. Что-нибудь простое. Рубашку, штаны. Что-нибудь из нательного белья…

– Жирно ему будет, – буркнула Тавилла.