Дракон с отрезанными крыльями

Дарре не выдержал. Откинулся на подушку, отвернулся, подтянул к груди колени и крепко сжал их руками. Так хотелось броситься к хозяину, схватить его за грудки, заставить посмотреть в глаза и потребовать ответа, для чего тот над ним измывается! Разве мог Дарре рассчитывать на нормальное отношение? Разве мог он поверить в то, что его взаправду пустят в семью? Разве мог подумать, что ему предоставят возможность самому решать свою судьбу? После трех лет беспрерывных мучений. После сегодняшнего позора. После того, как хозяин заплатил за него сто пятьдесят рольдингов — целое состояние для простого горожанина! Зачем же он говорит, что Дарре свободен? Или это новая изощренная пытка?..

Дарре спиной почувствовал, как Лил поднялся, а потом услышал шелест бумаги.

— Твои документы, — сказал хозяин и то ли вздохнул, то ли усмехнулся, когда Дарре лихорадочно схватил их и прижал к себе. — Когда будет готов ужин, я позову. Если тебя не будет в комнате, пойму, что ты сделал свой выбор. Осуждать не стану. Но Ариана и Айлин очень расстроятся.

Открылась и закрылась входная дверь, однако замок не щелкнул, и Дарре понял, что Лил держит слово. После этого назвать его хозяином язык не поворачивался даже мысленно. Нет больше у Дарре хозяев, и отданные Лилом документы были тому свидетельством. И напоминали о необходимости решить свою дальнейшую судьбу. А Дарре вдруг почувствовал, что это будет самый сложный выбор в его жизни. Он не колебался, ни задумав покинуть Драконью долину, ни планируя побег от первых хозяев. А сейчас не знал, как поступить. Потому что разум и опыт вопили об одном, а сердце вдруг возжелало другого. Возжелало невозможного. Несбыточного. Но такого… понятного…

Оказалось, что Дарре надо не выбрать, а убедить себя в том, что разум прав. Что его в этом доме не ждет ничего хорошего, даже если хозяева не вспомнят в один прекрасный момент о его происхождении и не захотят использовать в качестве добытчика прибыли. Дарре всегда будет для них цирковым драконом — уродливым и дурным, и обращаться они с ним будут как с отребьем, напоминая о том, кто он есть на самом деле и сколь многим обязан их милости. И Дарре придется вести себя соответственно: заискивать, благодарить, поклоняться — и терпеть за миску с едой и крышу над головой. Терпеть и гадать, надолго ли еще хватит их жалости и щедрости и когда они устанут от такого нахлебника и укажут ему на дверь.

Продать не смогут: Дарре эти бумаги скорее проглотит, чем отдаст в чужие руки. Но жить в ожидании гибели гораздо хуже, чем погибнуть сразу, — это он знал из опыта. Почему же сердце так хотело рискнуть и остаться? Почему опять надеялось на чудо? Разве мало было разочарований?..

Дарре лежал, повернувшись к стене, и раз за разом взвешивал все «за» и «против», пока, измученный, не заснул мертвым сном. Так он не спал, наверное, с раннего детства: без кошмаров, без страха, без ожидания ударов, сопровождающих побудку.

Когда проснулся, в комнате по-прежнему никого не было. За окном уже стемнело, а сквозь дверную щель пробивался опьяняюще аппетитный запах. И Дарре всем своим существом понял, что не в состоянии уйти. Может быть, через день, через два, или спустившись к ужину и увидев пустой котелок, — но не сейчас! Не отказавшись от попытки начать новую жизнь. Пусть потом будет стыдно за свою жалкую надежду, но он снова рискнет. Как всегда рисковал…

Дарре спустился с кровати, встал на четвереньки, пробуя силы. Ноги и руки вполне держали тело, не подгибаясь и даже не дрожа, — вот что значит нормально отдохнуть. Дарре сделал по полу пару движений и уткнулся носом в лавку. На ней лежали какие-то вещи. Дарре мотнул головой, но припомнить, чтобы они были здесь до сна, не смог. Значит, кто-то заходил в комнату, пока он спал, и оставил эти тряпки. Зачем? Что они могли значить?

Любопытство взыграло, и Дарре взял верхнюю вещь в руки, сжимая и получая непонятное удовольствие от хрусткой чистоты ткани. Поднес к лицу, понюхал: вещь пахла свежестью и женскими руками — Дарре запомнил этот запах, когда жена Лила была в комнате. Она принесла, не побоялась дракона. А ведь даже если их история с Лилом правда, ждать от Дарре можно было чего угодно. Он и слова еще не давал. Хотя в сию же секунду понял, что никогда не тронет эту женщину. Даже если придется защищаться.

Дарре развернул вещь и увидел, что это была мужская рубаха. А под ней лежали штаны.

Он глянул на себя и вспыхнул помимо воли. На бедрах какие-то лохмотья, а все остальное тело просто голое. Не считать же приличной защитой бинты — они только добавляли убогости к общей картине.

Дарре принялся спешно натягивать одежду, пару раз упав и подняв шум. Снаружи послышались мужские шаги, и Дарре заторопился еще сильнее: даже перед Лилом он не хотел выглядеть глупцом и неумехой. Но застежки что на рубахе, что на штанах ни в какую не давались, а сами вещи были велики и не держались там, где надо. От отчаяния Дарре заскулил щенком и тут же проклял себя за эту слабость. Затравленно оглянулся на открывшуюся дверь…