Дракон с отрезанными крыльями

Приготовление спирального пирога требовало немалой ловкости и сосредоточенности, так что Айлин ненадолго забыла о творящемся во дворе беспределе. А когда наконец поставила свой шедевр в печь, неожиданно поняла, что обеих сестер как ветром сдуло. И если Кайя, выполнив изрядную часть работы, имела полное право передохнуть, то, чем объяснить отсутствие во дворе Беаты, Айлин даже не представляла. Неужели Дарре отправил ее восвояси, чтобы не путалась под ногами? Или подруги кликнули, соблазнив прогулкой? Как бы то ни было, а собирал витрину Дарре теперь совершенно один. И, надо сказать, ему это неплохо удавалось. Уже сейчас угадывался деревянный каркас будущей полки, который твердо стоял на четырех ножках, ожидая, пока Дарре закончит перекладины.

Айлин невольно залюбовалась его уверенными движениями. Казалось бы, что проще, чем вогнать гвоздь в доску, но Айлин смотрела совсем на другое. На округлую из-за наклона спину. На двигающиеся лопатки. На напрягающиеся перед ударом молотка плечи. В этом было что-то завораживающее. Айлин не могла отвести взгляд, хотя и опасалась, что Дарре обернется в самый неожиданный момент, заметит ее и… Что? Рассердится? Рассмеется? Все одно плохо. Все одно обидно. А если, не приведи Ивон, еще и неприятность какая случится из-за ее подглядывания…

Дарре вытер пот со лба, посмотрел на вышедшее из-за туч солнце. Расстегнул куртку. С полминуты колебался, потом все-таки снял ее и…

У Айлин внутри все оборвалось.

На рубашке явно отпечатались два кровавых следа через всю спину: у Дарре снова открылись раны. Еще бы, он доски грузил, потом с лошадью сражался, а потом еще и инструментом работал. И как только Айлин не подумала об этом, когда о помощи его просила? Даже Беата все поняла и предупредить пыталась. А она…

Высокомерная эгоистка!

Не снимая передника, Айлин бросилась на улицу.

Дарре, услышав ее шаги, снова схватился за куртку, но надеть не успел. Впрочем, Айлин в любом случае видела достаточно и едва сдерживала слезы. Стыд за свою недальновидность и жалость к Дарре били через край, и она не знала, как их обуздать, чтобы только не сделать что-нибудь непоправимое.

— Ты зачем?.. Зачем?.. — только и выдохнула она. — У тебя же вся спина!.. Тебе же больно!..

Дарре сжал зубы.

— Это моя проблема, — отрезал он и снова развернулся к незаконченной витрине. Но Айлин схватила его за руку.

— Ты с ума сошел! — воскликнула она. — Там же воспалится все! Надо обработать срочно! И!.. И!.. Да почему ты сразу-то не сказал?!..

— Вот только жалеть меня не надо, ладно?! — жестко потребовал Дарре и потянулся за новой доской. Айлин ахнула, дернула его к себе, вынудила поднять на нее глаза. И увидела там совершенно ясную ненависть к увечьям, ограничивающим его возможности. Выдавила дрожащую улыбку, унимая занявшееся от боли сердце.

— При чем здесь жалость? — старательно ровно, чтобы только не выдать истинных чувств, спросила она. Заливавшая ненависть к мучителям Дарре и почти невыносимое желание обхватить его за шею, сжать покрепче руки и шептать на ухо ласковые утешительные слова так и норовили вырваться из-под контроля, но Айлин понимала, что еще слишком рано. Не оценит. Не поймет. — Я лишь забочусь о тебе. У людей так принято, Дарре, это нормально! Ты же обо мне заботился, когда я руки обморозила.

— Я мужчина, — ответил он таким тоном, как будто это должно было пресечь любые пререкания. Но Айлин только прыснула.

— Дракон ты упрямый, вот кто! — заявила она и, вцепившись в его руку, потащила в дом. — И как только тетя Ариана с тобой справляется? Даже не думай, что я позволю тебе над собой измываться из-за какой-то деревяшки! Пока раны не залечим...

— Их невозможно залечить! — резко остановился Дарре, но Айлин была к этому готова.

— Это ты так думаешь, — с хитринкой отозвалась она и, воспользовавшись его замешательством, все-таки затащила в гостиную. — Сегодня моя очередь тобой заниматься, — продолжила Айлин, приготовив влажное полотенце и достав из погреба баночку с какой-то мазью. Осмотрела Дарре с ног до головы, — ох, как стучало сердечко, но роль требовала ироничного тона и уверенного поведения, иначе пациент сбежит и никогда больше не вернется, — вздохнула. — Рубашку придется снять и полностью на меня положиться. Или снова трусишь?

Дарре сверкнул глазами, приняв ее слова за чистую монету, — ладно, потом разберемся, когда первую помощь окажем, — стянул через голову рубаху, отбросил ее в сторону. У Айлин перехватило дыхание. Кажется, она уже достигла того возраста, когда мужское тело стало восхищать. Или это только Дарре производил на нее такое впечатление? Что приходилось руки стискивать, чтобы взгляд не отвести. Чтобы Дарре не решил, будто ей противно смотреть на его раны. Не противно, глупый. Больно.