Дракон с отрезанными крыльями

Кайя, затаив дыхание, подошла ближе. Поперек полотнища ровными четкими буквами было написано: «Лучшая выпечка в городе! Слаще, чем у матушки!» И все это обведено черной рамочкой, вызывая вместо уместной приглашению радости самые печальные мысли.

Кайя захлопала глазами.

— Только на кладбище, да? — без слов понял ее Вилхе, и Кайе столь сильно захотелось его поддержать, что она неожиданно для самой себя увидела, каким должен быть этот плакат, и поняла, как его подправить.

— Это мужской вариант: суровый и аскетичный, — заметила она и улыбнулась. — Можно я добавлю немного нашего, девичьего?

Вилхе кивнул, отошел, давая ей место, и с изумлением принялся наблюдать, как с уверенными мазками Кайи в углах его рамки появляются замысловатые узоры, а по периметру возникают самые разные нарисованные вкусности: крендель, завитушка, поджаристый пирожок, аппетитный рогалик, какая-то упитанная косичка. И плакат тут же перестал напоминать некролог, зато вызывал стойкое желание немедленно наведаться в пекарню и попробовать тамошние изделия.

Когда Кайя, закончив, обернулась к Вилхе, он стоял и улыбался во весь рот.

— Что-то не так? — перепугалась она, приняв его радость за насмешку. Но он тут же развеял ее сомнения, восхитившись проделанной работой. Кайя снова довольно порозовела и протянула Вилхе кисточку. — Тогда твоя очередь, — сказала она и хихикнула его удивлению: — Название-то лавки ты так и не написал.

Вилхе хмыкнул, обмакнул кисточку в красный цвет и аккуратно вывел под своим призывом: «Пекарня «Солнышко».

Глава двадцатая: Ана

— Я перестал понимать тебя, Ана! — вынес свой вердикт Вилхе и сердито распахнул входную дверь. — Когда мозги на место встанут, скажи! А то даже слушать противно!

— Не слушай! — отрезала Ана и, несмотря на звук явно захлопнувшейся двери, продолжила тем же тоном: — Вы помешались оба на этой девице и видеть ничего не желаете! Хуже баранов! Вот подождите немного: построите пекарню, ей тут же надоест хорошей быть! Потом не говорите, что не предупреждала!

Непрошеные слезы не позволили ей добавить что-то еще. Как же братья не понимают того, что для нее столь очевидно? Ну не может человек так измениться, став из бесчинщицы примером добродетели! Только не тот, что назвал Дарре дикарем и уродом!

Ана была невольной свидетельницей той отвратительной сцены. Дарре не знал, конечно: они тогда играли в прятки, и Ана предусмотрительно схоронилась в ветвях дерева с подветренной стороны. Пока лезла на него, пропустила появление Айлин и не увидела, что стало причиной ее нападок на Дарре. Впрочем, Ана слишком хорошо знала кузину, чтобы без тени сомнения встать на сторону брата. А когда еще и застала его пытающимся отстирать рубаху от крови из открывшихся ран, и увидела сами нагноившиеся рубцы, воспылала к Айлин самой настоящей ненавистью.

Не стала ни о чем расспрашивать, просто едва ли не силой утащила Дарре в госпиталь и там, потребовав от дяди Эйнарда привести спину брата в порядок, сидела рядом с ним и тихонько рассказывала, как сильно они всей семьей любят Дарре. Как папа нуждается в его помощи, как маме важна его защита, как Вилхе полезны его знания, и как она, Ана, гордится, что у нее такой добрый и заботливый брат. Дарре иногда смотрел на нее исподлобья, явно не веря, но Ану это не смущало. Когда Эйнард закончил, она обхватила Дарре за шею, взобралась к нему на колени и прижалась к его груди.

— Пообещай, что никогда-никогда нас не оставишь, — приказала она. — Мы этого не заслуживаем, Дайе!

Он пообещал, и Ана очень надеялась, что смогла хоть немного умерить жестокость слов кузины. Но даже когда Дарре избавился от мыслей об этом оскорблении, Ана ничуть не смягчилась по отношению к Айлин. И ни ее просьба о прощении, ни согласие Дарре его дать так и не изменили ее чувств.

— Ана? — голос матери вырвал из воспоминаний и почему-то вынудил почувствовать себя виноватой. Сейчас начнет спрашивать, что случилось: Ана так громко возмущалась, что это не могло остаться незамеченным. А потом, разумеется, расстроится, как всегда, когда Ана с Вилхе ссорились. И не объяснить ей никак, почему их мир не берет. Уж сейчас-то точно. — Ты дома осталась? А я была уверена, что в таком-то деле не откажешь.

Ана фыркнула, мигом поняв, откуда у этой идеи ноги растут. Айлин поплакалась маме, мама предложила Дарре, Дарре попросил Вилхе, а Вилхе, как дурачок, повелся и побежал к сестре. А она обласкала его почем зря. И подставила, по сути. Как всегда.

— Пальцем не пошевелю ради вашей Айлин! — с вызовом заявила Ана, в очередной раз скрывая истинные чувства. — Надо вам возиться с ней — ради Ойры! Я к ней в поклонницы не набивалась!

Мама покачала головой, очевидно, ничего другого и не ожидая. Ана не единожды достаточно открыто высказывала свое отношение к кузине, так что теперь точно никого не удивила.

— Ана, зайка, я знаю, насколько сильно в тебе развито чувство справедливости, — неожиданно проговорила мама. — И по этой причине мне кажется, что ты что-то от меня скрываешь. Иначе не вела бы себя так с сестрой. Как будто не можешь чего-то простить.