— Беанна меня за это убьет, — непонятно сказала она, но Лил не стал уточнять. Слишком хорошо он помнил, как сам впервые увидел Ариану. И возникшие в секунду чувства помнил. И нежность, и восхищение, и отчаяние из-за абсолютной безнадежности. Не была для него загадкой причина сегодняшнего перевоплощения мальчишки. Когда не останавливает ни бесполезность такого поступка, ни неминуемая расплата за своеволие, потому что невозможно устоять перед женским взглядом. И, пожалуй, только он мог стать поводом для мальчишки остаться в доме спасителей и выжить. К сожалению, путь к сородичам ему заказан: в Драконью долину без крыльев не добраться, а в лесах в одиночку он долго не протянет. Попадет в очередную охотничью ловушку — и дело с концом. Но, если решит уйти, остановить его будет невозможно. Оставалось только надеяться…
— Она сама отдала тебе Айлин на воспитание, посвятив себя Эйнарду и лекарскому делу, — чуть жестко отозвался Лил. — И вряд ли имеет право на претензии: эту девочку любой другой можно в пример ставить и в части смелости, и в части способности к состраданию. И сегодня на ярмарке…
— Сегодня на ярмарке мне торговец сказал, что снова трудные времена настают, — совсем тихо проговорила Ариана. — И что все зависит только от нас. И потом велел на площадь пойти, потому что там все и начнется. Я… боюсь теперь сделать что-то не так. Одно дело — когда свою судьбу решаешь. Но когда…
— Посмотри на него, — прервал ее Лил и кивнул в сторону тяжело дышавшего парнишки. — Разве можно сомневаться в правильности нашего поступка? Какие тут варианты?
Ариана, будто следуя совету, долго вглядывалась в драконьего детеныша. Нет, сердце однозначно отвечало на вопрос Лила: оно было счастливо от того, что удалось спасти эту жизнь. И все же беспокойство точило изнутри. Что же имел в виду сегодняшний посланник? И что сделать, чтобы отвести беду?
— Все будет хорошо, — то ли для себя, то ли для Лила, то ли для мальчика прошептала Ариана. И в ту же секунду увидела, как открылись желтовато-серые глаза и как настороженно уставились на нее в напряженном ожидании…
Глава третья: Дарре
Дарре не хотел просыпаться. Во сне было его единственное утешение — без хозяина, без страха, без боли. Бесконечной боли, которая мучила, но никак не могла убить. Дарре ненавидел свое тело, способное выносить многодневный голод и совершенно безумные издевательства. Оно давно предало своего хозяина, принимая пытки и не позволяя оборвать их на корню. Сколько молитв о смерти послал Дарре Создателям, но так и не был услышан. Они отвернулись от него — давно, три года назад, когда заманили в человеческую ловушку и отдали на растерзание.
Охотники продали Дарре братьям-земледельцам, тут же впрягшим дракона в плуг и загрузивших работой до изнеможения. Ни днем, ни ночью не было ему отдыха: хозяева сменяли друг друга, возделывая поля и не заботясь о том, есть ли у пленника силы на новый рывок. Если их вдруг не оставалось, на помощь приходил кнут с массивным набалдашником, разрываюшим даже драконью броню. О кормежке хозяева и вовсе не беспокоились, и Дарре приходилось перебиваться найденными в бороне корешками или, в лучшем случае, мышами и кротами, изредка попадавшимся ему в пасть.
Дарре пробовал голодать, но кнут поднимал его в любом состоянии. И после одного из особо жестоких истязаний Дарре решил сбежать.
Он долго проплавлял сковывающие крылья и ноги цепи, тратя на это каждую минуту без надзора, но в тот момент, когда желанная свобода уже казалась совсем близкой, Дарре поторопился и потерял бдительность. Хозяева поймали его на месте преступления. И задуманная ими расплата разделила жизнь Дарре на две части, навсегда уничтожив тягу к побегу и убив все светлое в душе.
Дарре не знал, как пережил ту ночь. Хозяева обкурили его какой-то дрянью, лишавшей всякой воли, и взялись за драконьи крылья.
Пилили, рубили, пластали — а Дарре казалось, что он сходит с ума от боли и отчаяния. Дракон без крыльев — это приговор. Его никогда не примут обратно в семью, даже если после экзекуции хозяева вдруг решили бы ради смеха отпустить его на волю. Кому нужен урод, не способный летать?
Дарре выл, метался, скреб землю, выворачивал конечности, и в какой-то момент боги сжалились, погрузив его в забвение. Сколько провалялся в беспамятстве, Дарре не помнил. Когда очнулся, крыльев не было, а спину сжигала невыносимая боль. По сравнению с ней даже отвратительное кольцо в губе, лишившее его возможности выдыхать спасительный огонь, казалось простой шалостью.
Дарре снова бился в цепях, почти не обращая внимания на удары кнута, которыми хозяева рассчитывали его угомонить, и только случайное обращение в человека неожиданно притушило боль. Раны на месте крыльев не исчезли, постоянно открываясь и кровя, но с такими ощущениями еще можно было существовать. А стоило снова принять образ дракона, как начиналась эта безумная пытка, и чем дольше Дарре тянул, тем сильнее обострялась боль, застилая темнотой глаза и лишая разума.