Дракон-убийца: Сборник

Джон Леверинг Бенедикт Третий не работал. Труд для него был самым глупым времяпрепровождением. Внешнее обаяние и полное отсутствие обидчивости выгодно отличали Джонни от других представителей его деградирующего класса. Был он стройным, невысокого роста, а его нежные руки и мягкие светлые волосы приятно дополняли картину, особенно для женщин. Вполне естественно, что вот уже много лет он числился в первой десятке мужчин, наиболее прославившихся своим воспитанием.

Дед Джонни Бенедикта со стороны отца приобрел когда-то значительные участки земли и леса в Венесуэле, превратившись таким образом в одного из первых древесных баронов на северо-западном побережье Тихого океана. А уже отец Джонни необычайно удачно вложил деньги в корабельное дело, оставив сына в труднейшем положении транжиры накопленных богатств. Во всяком случае, многомиллионное состояние давало его знакомым повод утверждать, что Джонни придется туго. Впрочем, газеты уверяли, что старается он не покладая рук. Алименты его, похоже, волновали не больше остального: Джонни недавно распрощался со своей третьей женой.

Эл Марш служил своеобразным катализатором в полной удовольствиями жизни Бенедикта. Он тоже занимал одно из десяти тысяч мест среди самых богатых людей высшего общества. И тем не менее трудился. Не из тщеславия и не из страха потерять состояние, а оттого, что не выносил потребительства. Ему претило дилетантство. Он с блеском окончил юридический факультет Гарвардского университета и прошел великолепную практику в Высшей судебной палате Соединенных Штатов.

На ярмарке женихов Марш считался хорошей добычей. Женщины находили его необычайно привлекательным: в обращении с ними он проявлял такта не меньше, чем со своими клиентами. Темноволосый, гораздо выше Бенедикта, он еще в колледже пострадал в боксерских стычках: нос ему сплющили, а подбородок словно отполировали. Кроме того, Марш немного косил. Казалось, он был рожден для того, чтобы объезжать лошадей и гонять в иностранных машинах. Кстати, то и другое он делал с большим удовольствием, если находил время. Кроме того, он страстно любил пилотировать самолеты. Летал с какой-то хмурой самоотдачей, объясняющейся только тем, что отец его погиб в авиационной катастрофе.

С Маршем было трудно найти контакт. Одни приписывали это его отчужденности, другие — просто сдержанности. Но в любом случае у Марша был очень узкий круг друзей. И к нему по праву относился Джон Бенедикт... Однако дружба их носила не только частный характер. Несмотря на то что Джонни унаследовал от отца почтенную адвокатскую фирму, в личных делах он всегда полагался на Марша.

— Ну,— проговорил Эллери,— рассказывай. Сейчас, очевидно, ты вернулся с Луны. Похоже, это единственное место, где тебе еще не пришлось побывать.

— А вот и нет,— ответил Бенедикт.— Пятнадцать минут назад мы с Элом прилетели из Лондона. Дела, знаешь ли. Да еще этот аукцион Сотби.

— И ты, конечно, должен был принимать в нем участие?

— Почему обязательно должен? — сказал Марш мученическим тоном.— Не представляю себе, кто бы смог уговорить покупателя отвалить за Моне такую сумму, как Джонни.

Бенедикт рассмеялся.

— А разве не твоим постоянным советам я обязан своей прибылью? — Он не только заикался, но и с трудом выговаривал букву «р», что придавало его речи известное очарование. Трудно было поверить, что человек, так произносящий слово «прибыль», может быть жадным до денег.

— Значит, вы его купили? — удивленно воскликнул инспектор Квин.— Выбросить столько деньжищ за кусок старого холста с красками на несколько центов!

— Только не называй никаких цифр, Джонни,— сказал Эллери.— Мои уши подобного не выдерживают. Наверное, устроишь из нее мишень в своем тире или что-нибудь еще, не менее остроумное?

Марш подал знак официанту.

— Не слушай клеветников, Эллери... Еще по порции!.. Наш Джонни действительно знаток искусства.

— Угу,— подтвердил Бенедикт.— А Эл мне помогает. Я был бы очень рад, если бы ты когда-нибудь приехал посмотреть мою коллекцию. И вы, инспектор, разумеется, тоже,— вежливо добавил он.

— Премного благодарен, но меня спокойно можете исключить,— произнес инспектор.— По мнению сына, тут я — абсолютный профан. Правда, он слишком хорошо воспитан, чтобы сказать мне об этом прямо в лицо.

— По-моему,— мрачно заявил Эллери,— я тоже не выдержу. Никак не могу примириться с несправедливым распределением богатств.

— А что насчет несправедливого распределения серого вещества головного мозга? — отпарировал Бенедикт.— Если верить тому, что о тебе болтают по поводу дела Глории, не говоря уже о всем прочем, ты вполне можешь быть причислен к ближайшим родственникам Эйнштейна.— Нечто в лице Эллери заставило Бенедикта мигом посерьезнеть.— Я что, наступил на любимую мозоль?

— Просто он переутомился,— тут же вмешался инспектор Квин.— Дело Глории было таким трудным; пришлось ездить в далекие районы. Все это выбило его из колеи. А у меня как раз отпуск. Вот мы и хотим несколько недель провести где-нибудь в тиши и покое.