Хотя Джервон и выздоравливал, но все же не так быстро, как бы ему хотелось, обессилев от лихорадки и не обретя еще возможности свободно действовать раненой рукой, пальцы на которой окостенели и не сгибались должным образом. Однако он упорно упражнялся, перебрасывая камень из одной руки в другую и пытаясь с силой обхватить его всеми пальцами.
Джервон трудился вместе с нами, обрабатывая наши скудные земельные наделы и неся стражу на высоте. Это всех устраивало, и ему была предоставлена полная свобода.
Вечерами мы собирались, чтобы послушать его рассказы о войне. В них мелькали названия долин, городов, переправ и трактов, которые нам никогда слышать не приходилось — ведь люди Варка со времен переселения всегда жили оседло. Из его слов выходило, что война складывается не в пользу народа Долин. На южном побережье все крепости пали, и разрозненные отряды из разбитых армий отступили на север и запад. При последнем отступлении погиб и клан Джервона.
— Однако лорды вошли в союз с теми, чья сила больше заключенной в мечах и стрелах, — говорил он. — Весной года Грифона заключен договор с Всадниками-Оборотнями, по которому они будут сражаться вместе с нами.
Кто-то тихонько свистнул. Воистину неслыханное известие — люди Долин обратились к Древним! Потому что Всадники-Оборотни принадлежали к Древним. Во время прихода переселенцев большинство Долин пустовало, но кое-кто из владевших этой страной от века остался. Некоторые из них были невидимы, подобно тем, с кем общалась моя мать, но были и сходные с людьми.
Такими были Всадники-Оборотни: отчасти — люди, отчасти — нечто совсем иное. Во множестве слухов, распространявшихся о них, отделить зерно правды от лжи казалось невозможным, потому что слухи никогда не исходили от прямых свидетелей. Но от их помощи никто не стал бы отказываться. Ненависть к захватчикам — Псам Ализона — была так сильна, что мы были рады любым чудовищам, лишь бы те приняли нашу сторону.
Долгое лето близилось к концу, а Джервон все еще восстанавливал силы и упражнялся, тренируя руку. Он бродил с арбалетом по холмам в поисках дичи, не считая себя, впрочем, настоящим охотником. Человек он был сдержанный, учтивый в обращении, но, подобно моему отцу, умел построить невидимую стену между собой и всем миром. У Эфрины он задержался ровно столько времени, чтобы стать в состоянии самому заботиться о себе, а потом поставил себе хижину поодаль от остальных. В нашу общину он так и не вошел. Виделись мы с ним теперь редко, потому что моя меткость в стрельбе со временем возросла, и я ходила бить дичь, мясо которой вялили и солили на зиму (нам удалось найти кристаллы соли — большая удача), поэтому постоянно покидала поселок.
Однажды я спустилась к ручью, чтобы напиться, и увидела лежащего у воды Джервона. Заслышав мои шаги, он вскочил, хватаясь за меч, а потом, вместо того, чтобы поздороваться, сказал:
— Я вспомнил, где тебя видел раньше, но этого не может быть! — Он покачал головой с явной растерянностью. — Разве ты могла сопровождать Франклина и одновременно находиться здесь? И все же я готов поклясться…
Я резко обернулась к нему. Если он встречался с Эйнином, то его действительно должно поразить наше сходство.
— Там был мой брат. Мы близнецы. Скажи мне, где и когда ты его видел?
Выражение растерянности исчезло с его лица.
— Это было на последнем воинском сборе в Айнкайре. Люди Франклина придумали вести бой по-новому. Они укрывались в засады, пропускали врагов вперед, а потом обрушивались на них с тыла. Это очень опасно, — Джервон смолк и посмотрел на меня, точно пожалев о своей откровенности.
Я ответила на невысказанную мысль.
— Эйнин — сын своего отца, опасность для него наслаждение, и я никогда не предполагала, что он будет ее избегать.
— Они одержали великую, славную победу, и твой брат оказался не в последних рядах. Несмотря на молодость, он был среди вождей. Он не обладал правом голоса на военном совете, однако занимал место за плечом Франклина. Я слышал, что Франклин обручил его со своей дочерью и наследницей леди Крунисендой.
То, что Эйнин стал замечательным воином, не удивило меня, ибо я всегда считала его таким, но весть о его помолвке меня потрясла. Я ведь все еще думала о нем, как о мальчике, не знавшем войны и ушедшем из Варка, стремясь увидеть блеск скрестившихся в схватке мечей. Потом я вспомнила, что с тех пор прошли годы, и мысли мои повернулись в другое русло. Если Эйнин теперь стал мужчиной, следовательно, я — женщина. Но меня не учили быть женщиной. Отец учил меня быть сыном, Эфрина — Мудрой, а собой я не была никогда. Теперь я — охотник, в случае необходимости — воин, но только не женщина.
— Да, вы с братом очень похожи, — голос Джервона нарушил мои размышления. — Твоя жизнь слишком тяжела для девушки.
Но я не позволила бы ему себя жалеть, моя гордость не допускала этого.
— Похоже, так оно и останется. — Сейчас он рассматривал свою руку, разминая пальцы. Я тоже посмотрела на нее и сказала:
— Она стала лучше действовать, — что соответствовало истине.