— Я не должна была, — заговорила Йонг и сбилась. Вновь стало боязно смотреть на Нагиля, понимая, какую боль причинила ему еще и тем, что пришлось делать выбор. Понимая, что
Она села, подтянула колени к лицу и уткнулась в них, пряча рваное дыхание. Стало душно и тошно, слезы, что копились в ней бесконечно длинными днями, застилали теперь глаза, и Йонг зажмурилась, попытавшись остановить их. С губ сорвался хриплый стон, тише, чем прежде, но болезненнее в тысячи раз.
Нагиль молчал — был обескуражен и откровенно не знал, что ему делать со стонущей госпожой.
— Вон Бин погиб, защищая вас, — тихо произнес он, — и в этом нет вашей вины, госпожа Йонг.
Йонг не смогла ответить — открыла рот и наконец-то заплакала. Слезы катились по лицу градом, рвали нутро, в грудь словно воткнули каленое железо и ковыряли им легкие, и выворачивали наизнанку кожу и кости.
— Какая разница, погиб он
Нагиль заговорил после длинной паузы, заполняемой всхлипываниями девушки, и на этот раз голос его звучал уверенно, твердо:
— Нет, госпожа. Это больно и несправедливо — да, это так. Но не
Йонг вскинула голову и посмотрела на Нагиля сквозь крупные плотные слезы. Он потянулся к ней, осторожно коснулся рукой скулы. Йонг кожей чувствовала, как дрожат у него пальцы.
— Мы не можем решать за других, как им жить и как умирать, — сказал Нагиль тихо. — Мы не выбираем их судьбы. Вон Бин следовал
— Я не стала бы… — прошептала Йонг и медленно замотала головой, жмурясь. Нагиль уронил руку между ними, словно лишился поддержки. — Ни я, ни кто-то другой не будет винить
— Потому что это неправильно? — спросил Нагиль. Йонг неуверенно кивнула, и тогда он вдруг ободряюще улыбнулся ей. — Верно. Вот это — неправильно. Это,
Йонг невольно поежилась под настойчивым взглядом капитана, собственное смущение отвлекло ее от нового обращения — слова она не знала и ни разу не слышала его от других. Это
— Почему? — опустила она вопрос в раскрытые ладони. — Смерть есть смерть, исход всегда один.
Нагиль даже позволил себе легкую усмешку, совсем незаметную, но Йонг почувствовала в его голосе теплоту, какой там не было ранее.
— Да, но все же лучше погибнуть, защищая того, кто дорог, чем выжить, зная, что не сумел этого сделать. Будь у меня… будь у всех нас выбор, мы предпочли бы умереть в бою, сражаясь за любимых.
Йонг медленно подняла глаза к капитану. Он смотрел на нее и больше не улыбался.
Когда мастер Вонгсун передал ему силу и Нагиль стал Драконом Дерева, впервые ощутив, как неподвластная ему ци вливается в него огромным потоком, — он испугался, не единожды с момента, как узнал о своем новом предназначении, что не сможет сдержать его. Эта сила могла бы поглотить его целиком, утопить в себе и выплеснуться в мир, сжигая его дотла. Мастер сказал принять ее и принять себя в ней. «В тебе есть то, что недоступно Рэ Вону — желание защищать мир, а не подчинять себе».
Нагиль провел в агонии и ненависти долгие месяцы, прежде чем смог открыть глаза, почувствовать вновь свое тело и подняться с колен, не прибегая к помощи Лан. Мастер Вонгсун покинул его, присоединившись к Великому циклу, Рэ Вон бежал из страны, и рядом с Нагилем остались только верные ему воины. Он потерял так много — и многое приобрел, но чтобы понять,
Он научился жить с постоянным страхом — даже в детстве он не боялся так сильно, — что мир, который он хотел защищать, может погибнуть по его же вине.
— Это часть тебя и твоя суть, — говорила ему Лан. — Ты — важный элемент Великого цикла, и только тебе решать, станешь ты его погибелью или спасением.
И Нагиль учился принимать это. Каждый день, каждый час, каждую новую луну, что сулила новые испытания.
Разразившаяся на его землях война не стала страшной неожиданностью — всего лишь еще одним этапом в истории Чосона и в его жизни. Он смотрел, как умирали люди, он сам вел людей на смерть и знал, что отвечает за них собой. По силам ли ему это, хватит ли смелости — эти сомнения он отметал, как недостойные на существование в его новой роли; к тому же, сомнения питали Дракона, что с каждым годом становился сильнее.