Дракон в свете луны

Нагиль утонул в Едином море на долгие дни и ночи, перестал чувствовать тело и себя в теле, почти стал ничем — лишенный человеческого сознания сосуд превращался в Дракона Дерева, а новая сила гасила его ци и возвращала в сосуд, но Нагиль спал на илистом дне и не знал, какие мучительные превращения проживает его нутро. Он изредка выплывал к поверхности, когда слышал надрывные песнопения Лан.

— Тебе надо вернуться, моджори-ёнг, — ворчала она, и привычный голос шаманки напоминал Нагилю-человеку о том, что в мире у него еще остались дела, требующие завершения. — Вернись к своим людям.

Его люди могли бы справиться без него. Дракон, потерявший сосуд, нашел бы новое вместилище — и новый человек стал бы Драконом.

— Глупый капитан, — причитала шаманка. — Вернись и защити свой народ. Тебе еще нужно спасти королевского сына!

Ли Хон… справился бы без него. С трудом, но нашел бы выход из своего положения и сумел бы спастись. Прежде Нагиль не стал бы надеяться на принца, но теперь понимал, что, находясь под вялым присмотром со стороны драконьей стражи, Ли Хон обрел уверенность и силу, какие не сумели взрастить в нем королевский двор и все многочисленные придворные, охранявшие его днем и ночью.

— Тебя ждет твоя госпожа, — вздыхая, признавала Лан. — Вернись, чтобы спасти ее снова.

Нагиль очнулся на пятую луну — та теряла силу и убывала, забирая с собой воспоминания о прошедших событиях, и высасывала энергию из открывшихся врат в Священный Город.

— Пришел в себя, наконец, — объявила нависшая над ним Лан, словно не сама все эти дни и ночи молила Великих Зверей пощадить глупого Дракона и дать ему шанс на жизнь. — Вставай. У тебя есть дела в этом мире, отдыхать будешь после.

Нагиль с трудом сел, вытянув непривычно тяжелые ноги. Тело с трудом его слушалось, будто теперь он занимал в нем лишь малую часть.

— Тебе придется привыкнуть, — сказала Лан, протягивая ему чашку риса. Нагиль не смог взять ее — уронил руки мимо чашки, даже не удивившись. Шаманка вздохнула. — Тебе надо поесть.

Нагиль поднял голову, с трудом всмотрелся в лицо Лан. Та поджала губы.

— Сначала рис — потом бобы, пшеница, просо и гаолян. Порядок теперь такой, Мун Нагиль, Дракон Дерева, Дракон Металла.

Как скажешь.

Он послушно открывал рот, пока шаманка его кормила, послушно жевал и с трудом проглатывал комковатый рис, проталкивая его по сухому горлу. Потом клал под язык бобы. Потом катал по нёбу ростки пшеницы и клейковатое просо. Потом давил во рту гаолян.

Только после непривычно длинного ритуала Лан протянула ему глиняный кувшин с водой — Нагиль поставил его на колени неокрепшими слабыми руками и с трудом сделал первый глоток.

— Выпей все, эта вода текла в Желтое море, в ней много сил.

Нагиль пил несколько минут, прерываясь на глубокие рваные вдохи. Грудь ширилась, словно места для воздуха в ней теперь было не так уж много. Прежде он всегда чувствовал гнев, огнем распалявший его нутро, но сейчас ощущал, как его охлаждает ледяная лапа другого Дракона.

— Металл подавляет Дерево, — заговорила Лан, наблюдая за его безмолвными муками. — Но ты справишься, ёнг, и станешь сильнее.

Она могла бы сказать больше, ибо знала больше, но не стала. Нагиль упирался голыми ступнями в нагретую под шатром землю, ждал, когда схлынет с него морок, навеянный туманом над Единым морем, и терпел подкатывавшую к горлу тошноту и головокружение.

Ярости не было. Дракон тихо гневался внутри него, но не рвался показать себя. Сможет ли он теперь обращаться Великим Зверем? Нагиль не знал этого и не желал пока знать.

Лан протянула ему турмалин, когда Нагиль смог поднимать и опускать руки и сжимать пальцы в кулак.

— Возьми-ка.

Она опустила камень в ждущую сухую ладонь капитана, и Нагиль тут же почувствовал, как отзывается внутри него на это прикосновение холодного турмалина новая ци. Та потянулась к его руке вместе с кровью, камень вобрал ее и нагрелся до белого свечения.

Лан осталась довольна.

— Ты справился, моджори-ёнг. Теперь можешь не волноваться, что уничтожишь мир, — она забрала белый камень и убрала его в разноцветный мешочек у себя на поясе. — Ты спасешь мир, Мун Нагиль. Осталось только завершить начатое.

25

У Вон Бина не было именной таблички — его тело сгорело на японском корабле вместе со всем флотом в огне из драконьей пасти, а потому монахи посчитали, что его душа ушла в иной мир, не оставив здесь даже следа. Йонг слушала сообщение от Юн А и молча кивала, но едва та закончила, чуть не упала прямо на землю. Юн А ахнула в голос.

— Сыта-голь!

Боль в груди согнула Йонг, она сидела прямо на земле и жмурилась, силясь прогнать ее. В этом Чосоне считалось, что если над телом убитого не провести ритуал и не спеть ему последнюю песню, его душа не присоединится к Великому циклу. Если не сделать хонбэк153 и не поместить ее в святом месте, душа никогда не вернется в мир живым человеком — так и будет блуждать бестелесным духом, постепенно предаваясь забвению.