Дракон Воздуха

И мы вернулись. И стали жить дальше. Конечно, было бы лучше, если бы этих новых прислужниц совсем не было. Но они были. Всегда и всюду. Одна из них то сидела в уголке комнаты, когда я ел или занимался с учителем, и притворялась, я знаю, что притворялась, что рукодельничает, или ходила взад и вперед по садику, где мы гуляли с Хэ – она прогуливала любимую собачку Главной жены, будто бы у той не было своего садика. Они ни на шаг не отходили от Госпожи Матери, ни на миг не оставляли ее наедине со мной или с Хэ. Но все равно жить было очень интересно.

Учитель, хоть он и продолжал пугать меня и птицу стучащим пальцем и все время кланялся и за все хвалил меня, знал очень много интересных историй. Он, конечно, хотел, чтобы я побольше учил буквы, или то, как подобает вести себя во всяких важных случаях, или как различать чиновников правой и левой стороны[16], но я знал теперь, что он больше всего боится, что я начну плакать или кричать, и, как только мне надоедали важные уроки, а он не сразу соглашался рассказать мне что-нибудь о великих войнах предков или о том, как священные Драконы поделили между собой Жизнь и Землю, я делал вид, что собираюсь расплакаться, и он (теперь я думаю, что он знал, что я притворяюсь, но боялся это проверить), он поднимал кверху свои сухонькие ручки и, укоризненно покачав головой, спрашивал, о чем господин его Ли хотел бы услышать сегодня.

Он знал гораздо, гораздо больше историй, чем Хэ, и хоть не умел рассказывать их так, как она, передавая голосом и повадками то рык Белого тигра, то прыжки грациозной Линь (когда рассказывала Хэ, я даже чувствовал, как крылья Дракона Воздуха охлаждают мои горячие от возбуждения щеки), но и его сыпучий голос, если вслушаться, если привыкнуть к нему, мог увести далеко, далеко – туда, за Звездную Реку, где души предков в праздной радости наблюдают за нами, или в мрачное созвездие теней, принявшее души неприкаянных путников, или в грозное тройное созвездие – созвездие черных всадников, увенчанное Звездой Огня. Потом, в ясные вечера и безоблачные ночи, было очень интересно искать и находить на темном полотне неба среди бесчисленной россыпи звезд и звездочек уже знакомые по рассказам созвездия и звезды.

Мне хотелось бы, конечно, увидеть и Звезду Зари, но для этого надо было выйти с учителем очень, очень рано утром, еще до рассвета, а этого Госпожа Мать никак не могла разрешить. И так мне пришлось очень долго уговаривать ее, чтобы учитель иногда выходил со мной учить звезды, ведь мне было положено знать и это! В конце концов она согласилась, но распоряжение, к сожалению, исходило не от нее, это Главная жена позволила учителю проводить со мной звездные вечера, это она была за каждой съеденной мной крошкой еды, за новой одеждой, за учением и за забавами.

Госпожа Мать все меньше и меньше времени проводила с нами, со мной. Постоянно она была нужна Главной жене, должна была принимать участие в ее жертвоприношениях, в ее пирах, в ее развлечениях. Иногда неделями, месяцами я не видел ее, а когда мы изредка встречались, я с ужасом замечал, как даже под плотной маской краски меняется ее лицо, каким маленьким и хрупким становится тело, как трескается и рвется голосок.

– Ты растешь, становишься большим, мой добрый господин Ли, – успокаивала меня Хэ, – а Госпожа наша остается такой, как была.

Но однажды, когда Госпожа Мать целую неделю не покидала свою комнату и взволнованные прислужницы со значительными лицами, не переставая, сновали между нашими Восточными покоями и покоями Главной жены, Хэ улучила минутку, когда мы остались в садике одни.

– Добрый мой господин Ли, – она подняла на меня полные слез глаза – я был выше ее уже на целую голову, – бедный мой Ли, я обещала Госпоже Матери, что никогда не покину тебя – я готова повторить свои клятвы.

– В чем дело, Хэ? Что случилось? Я вижу, что что-то нехорошее, но мне ничего не говорят. Расскажи мне, добрая Хэ, – я был очень встревожен и поведением прислужниц, и молчанием учителя – несмотря на все мои попытки заставить его говорить, он хранил молчание.

– Господин мой Ли, мне нечего рассказать вам, а если бы даже я и знал что-то, я не посмел бы раскрыть рта, – только и сказал он, и в этот раз палец его не стучал по лакированному, покрытому трещинами хвосту птицы – он спрятал руки глубоко в широких рукавах одежды.

– Хэ, Хэ, – подбадривал я свою старенькую няньку, – здесь никого нет. Ты можешь, ты должна мне рассказать.

Она обвела сухими воспаленными глазами стену садика и отошла, и я вслед за ней, как можно дальше, к раскидистому корявому грушевому дереву. Говорила она очень тихо, короткими ясными фразами. Я никогда не слышал, чтобы она так говорила, и не подозревал, что она умеет так говорить. Я навсегда запомнил эти ее несколько фраз:

– Госпожа Мать очень больна. Она приложит все силы, чтобы дожить до завтра. Она сделает все, чтобы сохранить твою жизнь на завтрашнем празднике. Завтра начинается год Дракона Воздуха – твой Год.

IV

Завтра уже наступило – сегодня начинается мой год – год Дракона Воздуха[17].