– Что здесь опять происходит? – Хэ молча поклонилась ей, почтительно держа мою шапочку на вытянутых руках. Я был страшно зол.
– Кто здесь думает, что я должен отвечать ему??! – заорал я что было мочи.
Неведомая сила подняла меня на ноги, и я подскочил к прислужнице. Твердый, предостерегающий, молящий взгляд Хэ, сжавшееся в комок страха тело прислужницы.
– Дай мне попить, – я отступил в сторону. Подрагивающая рука Хэ влила в мой сведенный рот успокаивающий настой.
– Зачем ты пришла? Поднимись, – обратился я к распластавшейся на полу женщине. Та медленно, боязливо поднялась – страх сковывал ее движения, мешал говорить.
– Кто тебя послал? Отвечай! – она искоса быстро посмотрела на меня и вновь склонилась в почтительном поклоне.
– Госпожа прислала меня предупредить, чтобы Господин был готов к великому Празднику. Госпожа просит господина сопровождать ее сегодня на Праздник.
– Ага! – я оглянулся на Хэ – А ты говорила – очень больна! Передай Госпоже, что я буду готов к нужному времени. Можешь идти!
Первый раз я видел, как по моему приказу кто-то, пятясь, выходит из комнаты! Но не это обрадовало меня, покрыло краской довольства лицо.
– Слышала, – уже вслух обратился я к Хэ, – Госпожа Мать собирается пойти со мной на праздник! Значит, она хорошо себя чувствует!
Хэ молчала, все так же почтительно держа в руках шапочку.
– Давай же, давай подготовимся, как следует! Я не хочу этой одежды. Найди мне другую!
Хэ подошла ко мне совсем близко. Говорила она тихо, почти шепотом, вряд ли кто-то за пределами комнаты мог слышать ее:
– У нас нет для вас другой такой же богатой праздничной одежды. У нас вообще ничего нет. Всем распоряжается Главная жена. Нашей Госпоже будут пенять, если вы появитесь на Празднике в неподобающем вашему возрасту и положению виде. Хорошенько подумайте.
Старые одежды еще тут. Я с сомнением смотрел на свои детские вещи. Хэ права, тяжело вздохнул я, как и ни противно, но выхода нет, придется идти во всем этом. Ощущение довольства от удобной красивой одежды исчезло. Мне все жало, давило. Яркие расцветки, пышные узоры – как может это нравиться?!
– И вот еще что, господин Ли, – Хэ без слов поняла мое решение, – вы плохо обошлись с камнем, это очень нехорошо, – она протянула мне шапочку.
Я в растерянности переводил взгляд с небольшого почти прозрачного нефрита на ее озабоченное лицо.
– До праздника еще есть время, – и она вложила шапочку мне в руку.
Я остался один. Солнце уже, видимо, повернуло на закат, и в комнате было сумрачно, как и в моей душе. Хоть мне и не разрешали, но все были заняты приготовлениями к Празднику, и я, первый раз один, пошел в садик. Вот где было светло и радостно! Усеянные крупными светлыми цветами ветви груши окружало облако сладкого аромата, чуть подальше, соревнуясь с грушей белизной и ароматом цветов, изящное сливовое дерево приветствовало меня трепетом ветвей. Это дерево посадили мы с Госпожой Матерью в первый год, когда перебрались в Восточные покои. Я любил ухаживать за ним и, наверное, неслучайно подошел к нему сейчас – мне хотелось показать нефриту, что я не такой уж плохой и злой, и надеялся, что, когда я расскажу историю сливового дерева, а заодно и свою, и объясню, почему я так рассердился, нефрит поймет меня. И еще от всего сердца я попросил у Господина Камня снисходительно простить меня.
Через густой узор ароматных цветов пробился луч предзакатного солнца. Он упал на нефрит и пропал, растворился в его прозрачной, как спелый крыжовник, зелени. Господин Камень ответил на мои слова теплым дружелюбным блеском. И снова, как после встречи с моим Покровителем, легко и спокойно стало у меня на душе.
Я еще немножко побродил по садику, здороваясь и разговаривая с цветами и деревьями.
– Пусть, пусть нефрит увидит (теперь он вместе с шапочкой гордо покоился у меня на голове и, конечно, сверху ему все хорошо видно), что у меня на самом деле много разных друзей.
Встревоженная Хэ крепко схватила меня за руку. Как она умеет так неслышно ходить?
– Господин мой!
– Ой, Хэ, не ругайся. Господин Камень простил меня!
– Госпожа наша ждет тебя. Пора на Праздник.
Я никогда еще не видел Госпожу Мать такой красивой!
– Быстрее, – сказала она, как только мы с Хэ появились на пороге. Из ее комнаты слышались какие-то странные звуки.
– Быстрее, быстрее, – Госпожа Мать стремительно шла вперед. Низкие, высокие двери, запутанные переходы – все и вся расступались, уступая ей дорогу. Вдруг мы остановились перед вооруженным, облаченным в доспехи воином. Госпожа Мать поднесла свою ладонь к самому его лицу. Воин по-прежнему стоял неподвижно с высоко поднятой головой. Госпожа Мать выхватила мою руку из руки Хэ и резко поставила меня перед собой. Свет от фонаря, висевшего над головой воина, упал на нефрит, венчавший мою шапочку. Глаза на неподвижном лице воина переместились с Камня на руку Госпожи Матери – на ее ладони, теперь и я это видел, лежала яшма, нежно поблескивая в отраженном свете нефрита[18]
.