Дракон выбирает судьбу

– Фрин Бувье пытается меня шантажировать. Вот сейчас сообщила, что ждет моего ребенка – и соврала. Дракон-отец знает о ребенке, когда даже мать еще не в курсе. Я буду воспитывать только своих детей, а не чужих ублюдков.

Он сам не знал, почему вдруг снизошел до объяснений, особенно в таком деле. Драконы никогда и ничего не объясняют людям – но Гилберт почему-то знал, что сейчас очень важно говорить с Клайвом и секретаршей, чьего имени он так и не запомнил.

– Как думаете, что надо сделать? – спросил он.

– Ну, она попробует пробиться с откровениями в “Ярмарку тщеславия”, – сказала секретарша. – Я позвоню в редакцию, пусть отсеют ее на подлете. В конце концов, пресса ваша, а она вруша.

– Отлично, – кивнул Гилберт. – Мне нравится ход ваших мыслей, Джейн, – девушка улыбнулась и не поправила его.

– Тут надо звонить адвокатам, – подал голос Клайв. – Потому что она будет требовать суда и денег. Я свяжусь с фро Гринфолдом, он от нее мокрого места не оставит.

Гилберт снова кивнул и заметил, что лица Джейн и Клайва зарозовели, словно они почувствовали себя причастными к чему-то важному. Словно дракон как-то уравнял их с собой – они сделались одинаковыми, слепленными из одного теста.

– Спасибо, ребята, – искренне сказал Гилберт. – И еще: все статьи о бунте на первую и вторую полосы во всех газетах. Мы стремимся к правосудию и законности, это даже не обсуждается. Если Шелл настолько обезумел, что готов убить ребенка и поджег человека, то его место за решеткой. Или в клинике для душевнобольных.

Секретарша сняла телефонную трубку и стала набирать номер. Клайв протянул Гилберту папку с бумагами, и он направился в переговорную.

*** 

Вечером Андреа покинул больницу. Когда он вышел из здания, то Джемма, которая шла следом, вдруг испугалась, что разлившееся людское море захлестнет его. До него пытались дотронуться, пожать руку, сказать что-то – охрана деликатно, но уверенно отсекла людей от Сальцхоффа и Джеммы и довела до раскрытых дверей автомобиля. Улицу, по которой они уезжали, освободили – когда протестующие узнали, что Андреа Сальцхофф выходит из клиники, то расчистили ему путь.

– Как ты? – спросила Джемма. Андреа, который сидел рядом с ней на заднем сиденье, повел плечами, словно пытался проверить себя, и ответил:

– Элиас гений, конечно. Не скажу, что я как новенький, спать буду стоя, но… – он улыбнулся и добавил: – Все отлично. Куда тебя отвезти, в “Мяту”?

За два часа до этого Джемма сдала статью в “Ежедневное зеркало”, невольно задаваясь вопросом, сколько еще проработает там. Машина ехала по улице, люди приветствовали Андреа радостными криками и поднятыми руками с растопыренными пальцами, и Джемма вдруг подумала: а он точно будет президентом. Сейчас она знала это так же твердо, как и то, что дважды два – четыре.

Его любили. За него переживали. Он вдруг сделался для всех этих людей не просто политиком, а спасителем.

– Джейм? – окликнул Андреа. – В “Мяту”?

– Какие еще есть идеи? – ответила Джемма. День выдался жарким, но ее постоянно знобило, словно все, что случилось вчера и сегодня, выпило из нее всю радость. Не хотелось ничего. Даже избавиться от пустоты не хотелось.

“Мне больно”, – подумала Джемма. Интересно, смог бы фармакологический гений Элиаса Семеониди изобрести что-то от разбитого сердца? Сыворотку, которая залечивала бы разорванную душу?

Машина свернула на другую улицу – автомобили, которые стояли здесь в пробке совсем недавно, разъехались, освобождая путь. Интересно, чем сейчас занят Гилберт? Джемма вдруг поняла, что не может вспомнить его лица. Ни теперешнего, ни прошлого, юного. В памяти был лишь призрак, и хуже всего было то, что Джемма верила ему и не могла отказаться от этой веры.

Казалось бы, о чем переживать? Гилберт сказал правду, а Сибилла солгала. Джемме следовало бы просто взять его за руку и уйти оттуда, не удостоив шантажистку даже взглядом. Это было бы разумно и правильно – и все в Джемме сейчас поднималось против этого.

Потому что Гилберт воздействовал на нее. Потому что он мог лгать. Потому что вчера она видела их собственными глазами – и этого было не отменить.

– Я бы пригласил тебя в гости, но ты откажешься, – с улыбкой ответил Андреа. – Давай лучше съездим в сады Семеониди, тебе там понравится.

– Что за сады?

– Элиас заложил шесть лет назад. Там у него цветы и растения со всего света. Конечно, большинство из них те, которые он использует в производстве, но вообще там есть, на что посмотреть.

– Хорошо, – кивнула Джемма. – Звучит интересно.

Ее номер в “Мяте” был по-настоящему уютным, но сейчас она меньше всего хотела возвращаться туда. Закроется дверь – и закроется клетка, и Джемма останется наедине со своими мыслями.