Драконье золото (СИ)

— Не томи, ящерица летучая, зачем пожаловал. Не на мои же сморщенные чресла смотреть, — Крейс улыбнулся, отставил наполненную баночку, в которой тут же поднялась и начала складываться в причудливые узоры светящаяся пыльца.

— Ты же умирать еще не собрался, будет еще время, насмотрюсь. Мне нужна твоя помощь в другом деле. На королевство Сибхайон, что к западу от этих мест, скоро должна лечь непогода. Желательно с ураганами, проливными дождями, затапливающими дороги, но не поля. Тебе лучше меня знать, как сделать так, чтобы король занялся в первую очередь благополучием своего народа, а только потом начал решать остальные проблемы, — Хильд вопросительно выгнул бровь. Крейс задумчиво потер переносицу. За окном последний раз кукарекнул петух.

— Если ты просишь… — колдун тяжело вздохнул. Он привык не задавать лишних вопросов. — Дам задание придумать ход заклинания подмастерьям.

— Без человеческих жертв, — поморщился Хильд.

— Но воплощу его я. Все будет, как ты любишь: точно, аккуратно, вовремя, без нареканий. Видимо, спрашивать, зачем тебе это понадобилось, пока смысла нет. Но я буду ждать подробностей в следующем году, когда ты прилетишь на мое переселение. Заодно захватишь какую-нибудь золотую безделушку из своей нелюбимой сокровищницы с золотом. И мы в расчете. А теперь попрошу тебя откланяться. Сам понимаешь, колдовство — дело тонкое, которое требует полной сосредоточенности.

Бадахильдис понимающе кивнул и, не успев оглянуться, оказался выставленным за дверь. Хорошо, что Крейс напомнил о том, что ему нужно будет помочь перенести весь его скарб в новый дом, иначе дракон бы об этом и не вспомнил, а старый друг, первый любовник среди людей, и просто самый сильный колдун из ныне живущих страшно бы обиделся на Хильда, что привело бы к не самым ужасным, но все же плачевным последствиям.

— Пора домой, — дракон на ходу сменил форму и взлетел. Он хотел успеть вернуться в замок до того, как Дорос ляжет спать, чтобы поговорить с принцем.

========== 10. ==========

Комментарий к 10.

Немного (совсем немного) чуть более решительных действий, переплавленных флаффом, как бонус для тех, кто нас читает.

Дорос, вопреки мнению любимой сестры, имел сильный и непреклонный характер. Может быть, Фрона и догадывалась, что брат потакает ей из любви, но молчала. Дорос не знал наверняка, каким она его видит, когда ему приходится заниматься политикой, решать чьи-то судьбы, юлить и обманывать, чтобы добиться своего. Лицемерие и цинизм для королей — обычное дело, без них, как и без сдержанности и терпения, невозможно выжить, нося корону. Если бы принц узнал, что Фрона презирает эту его часть, он не смог бы продолжать жить как прежде. Поддержка и опора в лице сестры — то, чем он действительно дорожил. Спрашивать сестру напрямую он боялся, ему вполне хватало похвалы отца — неосознанно острой и чуждой мироощущению наследника.

— Ты становишься расчетливее, — улыбался отец, смотря вслед одурманенному сладкой речью Дороса послу соседского короля. — Ты поступил очень умно.

Сын короля молчал. Посол — молодой красивый мужчина — понравился ему, Доросу захотелось большего, а не просто одинаково вожделеющих взглядов. Но если бы он позволил себе слабость, соглашение имело бы для них меньше плюсов. Жертвенность во имя королевства — самый сложный урок, который пришлось усвоить Доросу. Ночами он глотал слезы, позволяя жалости к себе выбраться наружу только сейчас, в темноте и одиночестве, а не завтра не смочь связать и двух слов. Силы прятать все чувства глубоко внутрь не хватало, и Дорос искал пример поведения у отца. Король был холодным с подданными, визирями, послами, четко ограничивая их от себя, не позволяя даже тени гнева коснуться его лица. Но у отца была его женщина: мать Дороса и Фроны губкой впитывала все чувства супруга, когда они оставались вместе без пристальных взглядов заискивающей свиты. Но у Дороса не было любовницы, от которой он бы ничего не скрывал. И, с тяжелым сердцем, юноша понимал — его нездоровая страсть к мужчинам ставила крест на возможности найти такую же родную душу. Принц эгоистично не хотел отпускать от себя сестру, которая видела в нем человека, а не будущего правителя.

Фрона единственная, кто принимал его любым — слабым, злым, усталым, отец же требовал от него силы и благоразумия. Но не всё Дорос мог рассказать сестре. Что скрывать, он больше всего боялся увидеть осуждение и презрение в её глазах. С каждым годом он становился осторожнее, разговаривая с принцессой. Иногда этого требовал отец, иногда обстоятельства, иногда страх. А чаще всего это было слепое желание защитить сестру от самого себя — Дорос чувствовал, как медленно менялся под натиском ответственности, которую возлагала на него тень будущей короны. И как же теперь, в этой просторной золотой птичьей клетке, ему не хватало веселого и высокомерного смеха сестры, он столько хотел ей рассказать, пусть она даже потом осудит.

— Я хочу его, — сказал бы он, утыкаясь в ее оголенное плечо. Фрона перестанет распутывать косы и замрет, ожидая продолжения. — Я хочу своего врага.