Нити судьбы оказались разорваны, ажурное полотно расплелось, распалось… узор грядущего сложится иным. Неужели теперь он может оказаться свободен? Неужели после падения, после столь больших, непоправимых событий он может подняться еще сильнее, еще могущественнее? Или, напротив, уйти, сняв с себя всякую ответственность за то, что будет происходить, оставив после — недосягаемый золотой век своего правления?
Неужели Игра была сыграна, и у него теперь есть…
Главное, чтобы об этом не узнал Альварх, иначе… Беловолосому даже не хотелось думать, что будет иначе.
Итак, других вариантов бегства не было, но — нужно было срочно искать другие варианты. Возвращаться к Высшему теперь нельзя. Лиарх ясно давал понять, что готов оказать покровительство, но, черт побери, чем один дракон лучше другого?..
Словно усталый раб, совершивший наконец побег, беловолосый не представлял, куда направиться и что предпринять.
— Для твоего ритуала, сильф, мне потребуются драгоценные минералы первого порядка, — раздумывая над новыми планами, между делом рассеянно пробормотал он. — «Изумрудный бог» — сильный камень самого высокого класса. Пожалуй, энергии старого изумруда будет достаточно, чтобы совершить разделение судеб. Отдай его мне, верни краденое…
Лорд Эдвард вдруг осекся, припомнив что-то. На лице его промелькнуло выражение досады. Серафим повернул голову и внимательно посмотрел на правителя.
Повисло молчание.
«Изумрудный бог» — могущественный изумруд, единственный заказ, который не удалось выполнить прославленному Серафиму. Эта история известна всем.
Никому не известно другое: то, что знаменитый камень всё-таки у него, все эти годы хранимый в полной темноте и регулярно промасливаемый как следует для правильной консервации энергии.
То, что он похищен из драконьей пещеры, как думал сильф, знал только сам дракон.
Наблюдая эту немую сцену, Рэйв вновь презрительно фыркнул.
— Альварха не было в мире более двадцати лет, — снисходительно пояснил он ювелиру, глядя на него почти с сочувствием, как на неразумное дитя. — Его никак не могло оказаться в той пещере. Но кое-кому доступ в бездонные сокровищницы Высшего разрешен в любое время, как и контроль над его стражами.
Себастьян воскресил в памяти злополучный день, когда он, по наводке Лиарха, посетил девятую башню: действительно, Моник и второй страж подчинялись ментальным командам лорда Эдварда. Правитель мог управлять ими, как сам дракон! И запах его крови, активно действующей светоносной крови дракона… должно быть, именно этот запах ввел ювелира в заблуждение… тогда, десять лет назад, он был слишком молод и слишком напуган, чтобы уловить разницу.
О Изначальный!..
— Это правда? — тихо спросил сильф.
— Да, — заклинатель не видел смысла унижать себя оправданиями. Вместо того чтобы пуститься в объяснения или гневные отрицания, он спокойно и без затей признал вину. — Высший дракон непричастен к тому, что случилось.
Внезапно вспомнив и еще кое-что из досье Серафима, на древнем языке церковников, с безупречными интонациями лорд Эдвард процитировал Песнь милосердия. Сузив глаза, Серафим выслушал напевно прозвучавшие стихи. Этот человек совсем потерял стыд! Да он издевается — уничтожил всякую память о Белой Книге в Ледуме, меж тем как сам знает её наизусть, слово в слово, и смеет тыкать сильфа лицом в Писание! Лицемерие высшей пробы.
Ювелир кожей чувствовал взгляды тех двоих, полные надежды и предвкушения расправы.
А правитель Ледума продолжил, по-видимому, решив окончательно добить его:
— Каждый, кто проникнет в пещеры, должен стать стражем — таково желание Высшего. Чтобы исполнить это желание, я прибег к помощи, — он выразительно посмотрел на Рэйва. — Твою женщину и того искателя приключений, которого ты видел в девятой башне, по моей просьбе в стражей обратил Лиарх.
— Обратил и подарил сиятельному лорду Ледума, — подчеркнул ворон, раздосадованный тем, что щедрость его покровителя осталась незаслуженно забытой. — Именно поэтому он мог приказывать им.
Себастьян, совершенно ошеломленный, без комментариев слушал эту ужасную историю. Эрик сошел с лица и, кажется, вовсе потерял дар речи.
— Я знаю, о чем ты думаешь, сильф, — помедлив, бросил заклинатель. — Да, какое-то время женщина была жива и содержалась под стражей, ожидая своей участи. Чисто теоретически ты мог бы спасти её, но на деле — конечно же нет. И уж тем более бессмысленно рассуждать об этом сейчас, спустя столько лет.
Беловолосый на миг прикрыл глаза, слишком измученный, чтобы продолжать говорить. Долго хранимые тайны раскрылись за какие-то полчаса, и неприглядная правда охотно выплыла наружу, вконец запятнав его репутацию.
Словно прочитав его мысли, ворон ухмыльнулся:
— Смею предположить, Алмазный лорд, что твое доброе имя уже ничто не спасёт.
С глухой тоской на сердце ювелир пытался понять, что чувствует — и чувствует ли вообще. Изменило ли что-то это признание? Моник не вернуть, а Альму всё ещё можно попытаться спасти. И попытаться самому освободиться от тяжкой ноши.
Себастьян молча смотрит на лорда Эдварда.