Драконья кровь

Инк прибыл к месту сбора с рассветом. Точное время не оговаривалось, поэтому ему пришлось прождать еще несколько часов, наблюдая за утренними ритуалами подопытных.

Команда клана Зендэ шла следом за Линой.

— Тоже решила пойти? — лениво поинтересовался Инк.

— Да. Хочу посмотреть, как работает твой артефакт.

— Тогда, пусть у тебя и остаётся.

— Госпожа, мы готовы начать, — доложил один из группы в военной форме.

Лина кивнула и повернулась к лагерю. На призывный взмах руки быстро отреагировал один из подопытных. Лагерь зашумел, смертные стягивались ко входу в храм.

— Кому принадлежит твоя верность? — голос Лины звучал тихо, а бесстрастный вид добавлял загадочности.

— Моей семье, моему народу, — в глазах мужчины смешались страх и восторг — вечные спутники фанатиков.

Лина без предупреждения воткнула в подопытного острый конец артефакта, красный камень в креплении быстро светлел, пока не стал бледно-розовым. Ученая вытащила предмет из груди мужчины, рана на его теле быстро затянулась. Он пошатнулся, нахмурился, взмахнул руками, будто пьяный, но устоял.

— Кому принадлежит твоя верность?

— Моей… мо… моей… моя верность… принадлежит… — лицо мужчины, то хмурилось, то прояснялось, будто он что-то вспомнил или понял. Он улыбался, открывал рот и закрывал его снова. Глаза бегали вверх, вниз, по сторонам. Что он икал? Инк не знал этого. Взгляд подопытного упал на артефакт в руке ученой, задержался, как приклеенный и озарился радостью. Нахмуренный лоб разгладился, лёгкая улыбка сделала выражение лица мягче, увлажнившиеся глаза сочились обожанием. — Скипетру. Моя верность принадлежит скипетру.

— Превращайся.

Мужчина закричал, его тело стало расти, обретая форму нага.

— Могла бы что-то новенькое опробовать. Хотя результат получился отличным. Больше не боишься примеси закона?

— Нет. Идём внутрь.

— Конечно-конечно, — Инк первым пробежал через всегда распахнутые двери храма.

Переход в комнату с лестницей прошел, как всегда, незаметно. Свечи горели ровно и ярко. Дорожка из сверкающих огоньков вела прямо к статуе божества, протянувшего полусжатую ладонь. Темнота отступила по углам. Бог торжественно встречал Инка в своей обители.

Никого из клана Зендэ здесь не было. Инк хотел взбежать по лестнице, но обстановка не располагала. Он поднимался медленно, словно смаковал аромат не наступившего еще момента.

— Ты пришел, — статуя подала голос, когда Инк добрался до вершины.

— Да, — хотелось пошутить, скорее перейти к делу, но нечто внутри противилось этому.

— Передай мне образ места, куда хочешь попасть.

Инк хотел спросить, как это сделать, но внутреннее чутьё подсказало — голос разума. Он может передавать смысл слов, что мешает ему стать носителем образов? От светоча Инка к статуе прокатилась прозрачная волна.

— Возьми мою руку. Хорошо, — каменные пальцы сомкнулись. — Я могу помочь тебе здесь, в месте хранения моего осколка души, благодаря простому рукопожатию. Когда тебе понадобится моя помощь в другом месте — просто произнеси моё имя. Подумай о том, что хочешь сделать крепче, прочнее. Я помогу.

Инк просто кивнул. Он не собирался использовать помощь бога и «вверять себя ему», но и отказываться прямо казалось неправильным. Тени на стенах задрожали — не так пугающе, как вчера, — просто заколыхались огни на свечах. Инка сдавливало пространством, но в то же время чувствовалась пустота. Мир медленно распадался на части, а измерений вдруг стало намного больше трёх. Пока одни пытались сдавить, другие — манили свободой, третьи грозили неизбежным падением.

Инк бросил взгляд на безобидные с виду тени, потом — на каменную статую. Его захватило странное желание. Внутри зудело от авантюрного стремления реализовать минутный порыв, даже если это значило пройти по грани, сильно рискнуть без какой-либо особой цели — сделать глупость просто ради удовольствия.

— Твой брат… какой он?

Стоило вопросу прозвучать, как статуя изменилась. На каменном лице губы растянулись в улыбке. Внутри Инка шевельнулось беспокойство.

«Это губы, только и всего. Раз ладонью мог шевелить, то и в этом ничего такого…»

— Он могуч! — голос бога гремел. — Он совершенно лишен жалости и презирает всех, кто руководствуется чувствами.

Радость Инка от авантюрной выходки померкла, стала тусклой, как использованный камень Эннота.

— Он верит в превосходство разума над силой. Все — и боги, и смертные — пешки в его бесконечной игре с самим собой. Он использует всех, позволяя использовать себя.

«Просто совпадение, — успокаивал себя Инк. — Великие умы мыслят одинаково, только и всего. Это же очевидно.»

— Он до самой глубины сердца ценил лишь одно существо — свою дочь, но ради исполнения планов отбросил её прочь, запретил произносить её имя. Вспоминая о ней, дозволено колебать мир лишь позорным прозвищем — «Изгнанная». Никто не смеет нарушить запрет.

По телу Инка пробежали мурашки, волосы встали дыбом. Он пытался вытянуть руку из каменной ладони, но та держала крепко. Мнимое тело не распадалось туманом, сколько бы Инк не пытался провернуть этот трюк.