Драконья кровь

Это прозвучало жалко. Но, проклятье, это было правдой! Я действительно не могла. Я подходила к дому, открывала дверь и отступала, потому что сам он, от подвала до покосившейся крыши, которая точно не выдержит очередной бури, казался чужим.

Лживым.

Он смотрел на меня, словно нашептывал, спрашивал, готова ли я притвориться, что ничего не знаю, что забыла и…

– У меня есть на примете пара. – Томас ничуть не удивился. – Один на окраине города, прямо на дороге, тебе будет легко до гор добираться. Только крыша старовата, править надо. А моих сбережений вряд ли хватит. Ник денег даст.

– Нет.

– Вот и я о том… но справимся?

Справимся.

Наверное. Деньги у меня имелись. Лежали себе в драконьих пещерах, и если сильно прижмет, то триста тысяч… это ведь много, верно? На крышу точно хватит. Или хватит и без них? Если вдвоем. Я не знаю, получится ли у меня с кем-нибудь вдвоем. Я уже пыталась, и ребра до сих пор ноют к перемене погоды. Но если и пробовать снова, то с тем, кто знает, каково это – вместе сидеть под драконьим крылом.

А дождь все-таки зарядил.

Мелкий, холодный и со снегом смешанный. Он стучал по тонкой перепонке, однако Гранит и не думал уходить в пещеры, то ли из-за нас, то ли просто нравилось ему, растянувшись на камнях, любоваться предзимним морем.

Камень у Луки забрали.

Улика. И артефакт.

Да, древний, мать его, и ценный, и неизученный, а значит, теоретически представляющий опасность. Впрочем, он смутно подозревал, что вне источника камень весьма скоро станет обыкновенным камнем, может, дорогим, но и только.

Луке же остались отчеты. Много отчетов.

А писать он ненавидел, потому как его пальцы к швырянию драгоценных булыжников были приспособлены куда лучше, чем к удержанию тонкого пера. Ладно, не совсем уж тонкого, но все равно. И в голове вечно пустота, вроде и понимаешь, что надобно написать, а все одно пустота.

Бесит.

И потому, когда Милдред сдвинула в сторону стопку изуродованных бумаг – почерк Луки оставлял желать лучшего, он просто закрыл глаза. Мягкие руки легли на шею.

– Успокойся.

– Я спокоен.

– Ты бесишься, – возразила она. – Кофе будешь?

– Буду. Потом. Постой.

Ее прикосновения расслабляли. Хоть что-то хорошее осталось после этой кучи дерьма.

– Как та… женщина?

– Стефани. – Милдред разминала шею осторожно, точно боялась сломать. – Ее зовут Стефани. И она была стенографисткой… Джонни взял ее в Тампеске.

Лука поморщился.

– И боюсь, что помочь ей не удастся. Состояние стабилизировали, однако разум ее поврежден. И… ее оставят в лечебнице. – В голосе Милдред слышалась печаль.

– Будут изучать, – проворчал Лука.

– Будут. Если это и вправду болезнь, то изучать ее необходимо. Ты же понимаешь.

Понимает. Он все понимает.

И что Николас Эшби выйдет сухим из воды, ибо по всему выходило, что он невинная жертва. А что папашу убил, так это только со слов серийного убийцы известно. И главное, этот убийца мертв, а стало быть, слова свои подтвердить не способен.

Сам Эшби молчит и ссылается на провалы в памяти.

Адвокаты поддерживают.

Целители кивают, особенно те, которые адвокатами приглашены. Память – штука тонкая… и даже штраф ему выписать не за что. Только и вправду пожалеть да открытку отправить с пожеланиями скорейшего выздоровления.

Братец его ненормальный молится днями и ночами, признан невменяемым. Но тут Лука согласился, и вправду невменяемый. Хотя захоронение показал, как и мастерскую свою с новой работой.

Будет чем экспертам заняться.

На год вперед, если не на два. Он же не все тела трогал, выбирал, паразит, кто поинтересней, кто в образ встанет… но опять же суда избежит. А что в лечебнице до конца жизни заперт будет, так ему все одно, где молиться.

– А ты… не вытащишь ничего?

– Нет. – Милдред не убрала руки, и Лука, изогнувшись, потерся щекой о запястье. Запоздало подумалось, что брился он дня три тому и наверняка щетина отросла, а она жесткая. – Вернее, я могу добиться признания, но какой смысл? Он не скрывает, что сделал укол того вещества Зои.

Она все же вздрогнула, и Лука развернулся, поймал, посадил эту бестолковую женщину, слишком сильную, чтобы отказаться от слабостей, на колени. Обнял.

Так будет хорошо.

Кофе, конечно, хотелось, но ее – больше. Чтобы теплая и рядом.

– И Марту тоже забрал. Заметил, как копается в хозяйских бумагах. Это его насторожило, ведь Эшби явно выказывал ей симпатии. Передал рекомендательные письма Джонни, а тот уже и пробил по федеральной базе…

Поганец.

И если бы не умер, Лука ему бы самолично шею свернул. И за базу федеральную, которую теперь инспектировать будут, проверяя, как много дел из нее исчезло.

На том кладбище пару десятков тел уже откопали.

– Он полагает себя избранным. Защитником, чья миссия – хранить семью, а Зои своим романом оскорбила имя Эшби. И не только романом… Я подозреваю, что младенец умер вовсе не от падения с лестницы. Но…

Доказать опять не выйдет.

Эта история уже попала в газеты, которые захлебываются от счастья, подсчитывая прибыль. Народу нравятся кровавые истории с такими же подробностями, которые, правда, здесь сочиняют на ходу. Но, право слово, кому какое дело?