Кто-то ревет. Воет. И заставляет оставить воспоминания, а ведь еще немного, еще чуть-чуть…
Пощечина обожгла губы. И Томас не без труда, но открыл глаза. Он не сразу понял, где находится. Взгляд зацепился за ночник, золотой, с драконами.
Они ходили к драконам? Или собирались?
Они пили чай в усадьбе Эшби, куда их пригласил Станислав Эшби.
– Как вы? – поинтересовалась Милдред, которая потирала руку. – Извините, если слишком сильно приложила.
Она стояла, кутаясь в покрывало, которое норовило съехать с точеных плеч. И наверное, кому другому картина показалась бы привлекательной, но Томас лишь машинально отметил, что плечи эти чересчур уж точеные. И худые. И сама она совсем некрасива.
– Нормально. Кажется. Что происходит?
Как он оказался снова в этой комнате? Лука привел? А сам куда подевался?
Милдред пожала плечами и подхватила покрывало, норовившее съехать ниже, раз уж плечи Томасу пришлись не по вкусу. Он отвернулся. Не хватало еще… что-то подсказывало, что утруждать себя разбирательствами Лука не станет. Просто шею свернет. На всякий случай.
– Я сама хотела бы знать. – Милдред присела на край кровати. – Я вошла… потом отключилась. Видела сон. Или это был не сон?
Она прижала ладонь к виску.
– Или воображение? Со временем с памятью происходят удивительные вещи. Наш разум любит играть, и с нами в том числе.
– Источник. – Томас потрогал нос, кровь из которого больше не шла. – Эшби сказал, что источник может влиять… как-то влиять.
И эти слова Томас еще помнил, как и узкую горловину коридора. Но потом что?
– Пожалуй что да. – Она нахмурилась. – И почему я сама… конечно. Чистая энергия разрушает структуры неестественного происхождения, собственно говоря, именно поэтому в местах с нестабильным полем от магов мало толку. И выходит…
Она закусила губу и уставилась в одну точку. На абажур. И на драконов.
Томас поднялся и подошел к окну. Голова кружилась. И значит, память? Или сон? Или это его воображение? Нет, с воображением у него всегда было туго. Он и отчеты-то с трудом писал, когда нужно было слегка… откорректировать.
А уж выдумать, чтобы он пил чай у Эшби… И выходит… ерунда выходит.
Берта нашли на берегу. С разбитой головой.
– Там драконы дрались, – произнесла Милдред куда-то в сторону. – И кажется, кто-то погиб. Из драконов.
Это она вовремя уточнила.
– Плохо.
Надо было сказать что-то еще, пока он не утонул в разбирательствах с самим собой, только не говорилось. И Томас встал. Застегнул воротничок рубашки, который расстегнулся, может, сам собой, а может, кто заботу проявил.
– Вы куда?
– Туда. Извините. Но… если дракон погиб…
Уна расстроится.
Она любит драконов. И наверняка будет там. А еще он должен… Томас не понимал, кому именно и что должен. Но Милдред кивнула:
– Идите. Может, хоть у кого-то личная жизнь сложится.
– А у вас?
– Я слишком стара и своенравна, чтобы рассчитывать на такую удачу. – Она слабо улыбнулась. – И то, что происходит здесь, здесь и останется. Потом… обстоятельства изменятся, а я нет. И то, что недавно казалось интересным, станет раздражать. Всех раздражает.
– Значит, вам нужен тот, кто не похож на всех.
– Нужен. Вопрос лишь в том, нужна ли я.
– Спросите.
– И вы тоже, – вполне серьезно ответила Милдред. – Иногда люди преступно много молчат.
За дверью обнаружился парень в полицейской форме. Незнакомый. И раздраженный. Он проводил Томаса мрачным взглядом. За следующей дверью сидела еще пара.
И на первом этаже.
Миссис Фильчер повисла на руке Аштона, которому что-то настойчиво доказывала. А тот слушал, кивал, но вид имел несколько сконфуженный. На Томаса он не обратил внимания.
Хорошо. Не хватало еще нарушать приказ. Ему не до приказов. Ему на берег нужно. Туда, где догорало небо.
Глава 14
Утро принесло мертвого дракона.
Серая полночь. Небо ноздреватое. Солнце провалилось куда-то под море. Чужая комната. Чужие вещи. Дом, в котором мне нет места и никогда-то, по сути, не было.
Я не сумела заснуть.
Томас ушел. Убежал.
И не стал обещать, что вернется. А матушка сделала вид, будто все именно так, как и должно. Мы убирали со стола. И накрывали снова. Мы сидели с чаем, не глядя друг на друга, разговаривая о каких-то совершенно неважных вещах.
А потом снова убирали.
И слушали радио, потому как устали говорить и притворяться. Когда же я сказала, что поднимусь к себе, матушка вздохнула с облегчением.
К себе.
Это комната Вихо. Пара книг – никогда-то он не любил читать, но держал, полагая, что книги в комнате – признак ума. Вот уж и вправду. Кубки. Он лично расставлял их в одному ему понятном порядке. Так и стоят. Правда, будет ложью сказать, что кубки запылились. Матушка терпеть не могла пыли.
Медалей связка.
Снимок в рамке. Вихо и отец. И еще один, где только Вихо. И он же… выходит, что Эшби выбрал нас не просто так, а в своего рода благодарность? За матушкину помощь? Странно. И неприятно.
Будто эта история отобрала что-то донельзя важное, принадлежавшее исключительно мне.