Драконья кровь

Шум в голове нарастал, и кружилась она. И мешала сосредоточиться. Я пыталась, честно, но нить беседы ускользала.

- Потому что вы не видели его мертвым.

- Но Ник сказал… зачем ему лгать?

- Вот и мне интересно, зачем ему лгать…

Томас поднял меня на руки. И не устал он? Похоже, что нет.

- Ей отдохнуть надо. И…

- Будь рядом, - то ли приказали, то ли разрешили. Хорошо. Но в спину донеслось. – Вот дерьмо…

…да…

…а еще я не сказала, что Дерри ушел на следующий день после похорон. И почему это теперь кажется важным? Понятия не имею. Но я скажу. Обязательно. Потом, когда жар пройдет. А сейчас я тоже хочу отдохнуть. Просто лечь. Закрыть глаза. И лежать.

Вечность лежать.

Можно, даже не одной. Не знаю, зачем Томас со мной возится, но вдвоем лежать тоже неплохо.

- Спи, - сказал он, коснувшись губами виска. – Спи и все пройдет.

И я заснула.

Мужчины любят, когда их слушаются.

Глава 18

Глава 18

Она была горячей.

Томас коснулся лба и нахмурился. Нет, сложно представить, что человек, полдня просидевший в ледяной воде, останется здоровым, но вот… Уна приоткрыла глаза. Взгляд ее был затуманен.

- Ты? – просипела она.

- Я.

- Пришел?

- Я и не уходил, - Томас поправил подушку. Следовало бы вызвать врача, но врачом в этой глуши был Николас Эшби, а его звать не хотелось.

Джонни?

Он в лаборатории занят. И вряд ли скажет что-то, помимо того, что следует принять аспирин и больше пить. Аспирин Томас и без посторонней помощи найдет.

В доме-то врача.

Мать его.

- Уходил, - она повернулась на бок. – Мне было плохо… мне было так плохо, а ты ушел! И никого не осталось. Вообще.

- Прости.

- Прощу, - она закашлялась. – Я спать хочу.

- Тогда засыпай, - ее коса была еще влажной, и Томас, вытащив ее из-под одеяло, аккуратно устроил поверх.

- Не могу. Ты опять уйдешь.

- Чтобы найти лекарство.

- Не надо. Я… поправлюсь так. Просто не уходи, - она перевернулась, схватила Томаса за руку и вздохнула. – Пожалуйста.

- Не уйду, - он устроился рядом, хотя делать этого определенно не стоило.

И кого она видит?

Хотя… ясное дело, кого. Ревность кольнула и так, что просто дыхание выбило. Она все еще любит своего Николаса? Определенно. Дураком Томас себя не считал. И даже если окажется, что Эшби – на всю голову больной ублюдок, это вряд ли что-то изменит для Уны.

- Хорошо, - пробормотала она, утыкаясь мокрым лбом в ладонь. – Я… скоро буду в порядке. Честно.

- Верю.

- И расскажи…

- Что?

- Что-нибудь. Про себя…

Она вцепилась в его ладонь.

- Ты не представляешь, как тут… тоскливо… с тобой хоть воевать было можно… я тебя боялась.

- Неправда. Признайся, это ты мне подложила ту доску с гвоздем.

- Я, - Уна блаженно улыбнулась.

- Я так ногу рассадил, что шрам остался.

- Вообще-то по задумке ты должен был голову пробить, - она хихикнула и зашлась хриплым кашлем. – Я тебя терпеть не могла… я хотела, чтобы ты умер.

- Я почти и… похоже. Должен был. А умер Берт, - Томас не позволил ей скинуть одеяло. – Лежи уже, убийца… и шершней я с тех пор боюсь.

- Извини.

- А ты меня? Ты ведь защищалась, я же просто дураком был… Берт смеялся, что с девчонкой справиться не способен. Может, все-таки я за лекарством схожу.

- Не хочу, - она повернулась на бок и уставилась черными глазищами. А ведь не различить, где зрачок переходит в радужку, и от этого слегка жутковато. – Я и так… в детстве, когда я болела, мама закрывала меня в комнате, чтобы не попадалась на глаза отцу. Сидеть одной было тоскливо.

- Меня поили кипяченым молоком.

- И меня. С жиром.

- И с маслом.

- Гадость! – сказали одновременно и Уна хрипло захихикала. А потом замолчала и сказала. – Они ведь думают на мистера Эшби, верно?

- Да.

- Почему?

- Пока не знаю. Но выясним. Мы все выясним. Закрывай глаза.

- А ты не уйдешь?

- Не уйду.

- А потом? Когда все закончится… ты… ведь уедешь?

- Не знаю, - честно ответил Томас, и она замолчала, закрыла глаза. Дыхание выровнялось, а вот жар остался.

Аспирин все-таки нужен.

И теплое питье. Хоть бы то самое молоко с жиром и маслом, от которого во рту надолго оставался мерзопакостный привкус.

Томас осторожно сел.

Уна спала. И спала крепко. Она шевелила во сне губами, но не говорила. И на прикосновение его не отреагировала. Ее бы переодеть в сухое, только самому как-то… неудобно. А если просить, то кого?

Милдред?

Она поймет, но будет ли свободна, если они и вправду что-то да нашли?

Не спросишь, не узнаешь. Да и аспирин, опять же. Не искать же его по всему дому, а у Милдред наверняка есть аптечка. Женщины в этом плане запасливей мужчин.

В коридоре было пусто.

А вот в холле угораздило наткнуться на Аштона.

- Эй, Хендриксон, иди сюда. Иди, иди, раз уж ты соизволил объявится. Или слишком гордым стал?

- Нет, сэр.

- Ты соображаешь, чего творишь? – мистер Аштон никогда-то не отличался избытком терпения, а теперь и вовсе, похоже, пребывал в том расположении духа, когда требовалось выплеснуть на кого-то накопившийся гнев. – Ты не отстранен только потому, что я не хочу скандала.

- Спасибо, сэр.