Драконья кровь

Толстяк – хорошая маска.

Толстяков полагают милыми и безобидными. А ведь Деккер тоже не слаб. Далеко не слаб. И сам признался, что горы знает отлично… пейзажи там, мать его за ногу. И красоты.

Про егеря и говорить нечего.

И еще этот со снулым вытянутым лицом. Щеки запавшие. Глаза бесцветные. Светлые волосы аккуратно пострижены, но кажутся седыми.

- Что хотите. Каким он был?

- Хорошим. Хозяином. Мы тут жили.

- Я слышала, что он научил вас читать. Так?

- Да.

Он ускользает. Боится разговора? Или из той породы людей, которые просто не любят говорить с другими. И Милдред тяжело. Она подается вперед, цепляется за взгляд и мягко спрашивает:

- Я слышала, что ваша матушка не позволяла вам ходить в школу. Почему?

- Работы много.

- Так ли много? Или же дело в другом?

Нижняя челюсть выдвинулась вперед.

- Она верила… слишком уж истово?

- Она любила Господа.

- А вас?

- И меня. Меня сотворил Господь. Ей в наказание, - он явно не хотел говорить последнюю фразу, но произнес-таки и глянул на Милдред с откровенной ненавистью. – Безбожница!

- Я?

Ответа не последовало.

- Почему? Вас оскорбляет мой внешний вид? Или мои слова? Я просто пытаюсь понять.

- Женщина…

- Как и ваша мать.

- Беги от греха, как от лица змея; ибо, если подойдешь к нему, он ужалит тебя. Зубы его – зубы львиные, которые умерщвляют души людей.

Клайв почти успокоился. И четки в пальцах застыли.

- То есть, вы полагаете, что я грешна?

Кивок.

- И ваша мать была грешна?

- Умерший освободится от греха.

- И… многим пришлось для этого умереть? – Милдред поднесла к носу платок.

- Нет мира нечестивым.

Парень и вправду ударенный на всю голову? Или хочет таким показаться?

- Ваша матушка, как она умерла?

- Ночью.

- Во сне?

Кивок.

- Вы знакомы с Уной? Вы ведь должны быть знакомы с ней, верно?

Еще один кивок.

- Что думаете о ней?

Четки дернулись, едва не вырвавшись из рук, крестик почти коснулся земли, но Клайв в последний момент подхватил нить. Ответил он не сразу. Сидел. Крутил. Смотрел под ноги. Но все-таки заговорил.

- И нашел я, что горче смерти женщина, потому что она – сеть, и сердце её – силки, руки её – оковы. Добрый пред Богом спасётся от неё, а грешник уловлен будет ею.

- Ясно. Спасибо, - Милдред прижала платок крепче. – А Зои? Хозяйка дома. Вы ведь и с ней были знакомы? Что вы о ней скажете?

- Не смотри на красоту человека и не сиди среди женщин: ибо как из одежд выходит моль, так от женщины – лукавство женское.

- То есть, вы полагаете, что она лукавила?

- Лгала.

- Кому?

- Мужу. Слаб духом. Слаб телом. Слаб верой.

Конечно, Лука мог ошибаться, но, сдается, что Эшби у этого парня одобрения не заслужил.

- А его отец был силен?

- Крепок тот, чья вера подобна столпу, небеса подпирающему. И слаб тот, кто слеп. И слеп тот, кто не видит деяний Господа, - он чуть наклонил голову и осенил себя крестным знамением.

- А драконы?

- Твари.

- Ясно. Спасибо. Вы позволите взять кровь? Сравнить.

- Нет.

- Боюсь, - Милдред шмыгнула носом. – У нас есть ордер. Поэтому ваше согласие не так уж и необходимо. Но настоятельно советую не покидать дом.

- И повержены будут грешники, и возопят о милости, но не получат ее, ибо наступит час гнева.

А дверью все-таки хлопнул.

- Как ты? – Лука отобрал платок. – И нужно оно было?

- Нужно, - она прижалась к нему, обняла, будто цепляясь, будто опасаясь, что если отпустит, то и потеряется. – Я… я не уверена, что действительно вспомнила все. Это как-то… странно, по меньшей мере. Смотри, очевидно, что Чучельником был Станислав Эшби. Аккуратный. Сдержанный. Педантичный. Взять хотя бы его кукол. Насколько тонкая работа, удивительная просто-таки… а еще он авторитарен. Им всем это было нужно.

Кровь не останавливалась.

- Я рубашку вымазала.

- Постираешь.

- Я не умею.

- Тогда я постираю. Я умею.

- Ты вообще талантливый, как я посмотрю, - она все-таки улыбнулась. Бледное лицо с запавшими глазами. Острые скулы. Серые губы. Ее бы снотворным напоить да спать уложит, но ведь обидится. Может, конечно, потом и поймет, но хватит ли этого, чтобы через обиду переступить? Женщины порой поразительно упрямы.

- Я вспоминаю снова и снова… мы свернули на старую дорогу. Случилась авария. Но нас нашли. Предполагаю, что очень быстро.

- Предполагаешь?

- Восприятие искажено. Нас нашли… возможно, они ехали следом. Выбирали момент. Помнится, в заключении указывалось, что шины были в неудовлетворительном состоянии. Возможно, на это был расчет? На то, что по дороге шина лопнет и мы вынуждены будем остановиться?

Милдред была теплой, даже горячей.

И кровь пыталась остановить.

- Садись, - Лука сам опустился на пол, скрестил ноги и притянул эту упрямую женщину. – Закрывай глаза и отдохни. Постарайся ни о чем не думать.

- Я стараюсь, но…

- Плохо стараешься.

- Это да… так вот, нас бы не нашли. И да, логично. Одиночке сложно было бы справиться с тремя, оставался бы шанс, что кто-то уйдет, а вот если двое… или трое…

- Даже трое?