– А пока что ты ищешь затычку для бочки, в котором ты будешь держать это творенье.
Фрик снова бросил взгляд через плечо в мою сторону, и теперь уже в его глазу светилось веселье:
– Разве я сказал, что я ищу затычку для бочки?..
– А разве нет?! – Опять удивился я, – Ты ж мне про эту бочку уже полчаса талдычишь!
– Ничего подобно, – неожиданно возразил шут, – я просто привел бочку в пример. А про затычку я сказал, что она должна быть в три такта и довольно неудобной формы… Впрочем я ее уже нашел!
– На дороге?.. – переспросил я, – но ты ведь ничего не подбирал!
Шут покачал головой.
– Нет, господин сияющий дан, та затычка, которая требовалась мне, могла отыскаться только здесь!
И он постучал маленьким кулачком по своей лысой голове, а затем неожиданно продолжил:
– Твое поведение в харчевне Шиги навело меня на мысль – глупость должна быть воспета в стихах! И я решил сложить оду глупости!
– Оду?! – Чуть насмешливо спросил я, – а не слишком ли ты зауживаешь тему?..
– Что значит – зауживаешь?.. – Переспросил шут и, чуть приостановился, чтобы дальше двигаться рядом с моим стременем.
– Ну-у-у… понимаешь, – перешел я на язык литературной критики, – ода – это довольно жесткая поэтическая форма, своего рода канон. В оде ты не сможешь критически подойти к рассматриваемой теме, ты должен будешь просто воспевать выбранный предмет! Кроме того, ода – это слишком высокопарно, а мне кажется твоя муза более склонна к… иронии, сарказму… Или я ошибаюсь?!
Фрик задумчиво посмотрел в мое забрало и… промолчал. А я, спустя мгновение, добавил:
– Если мне будет позволено дать совет будущему классику, то твоему творению… – сделав крошечную паузу, чтобы был ясен мой «кивок» в сторону прежней темы разговора, я продолжил, – … надо дать название… ну, допустим… э-э-э… «Похвальное слово Глупости»! Вот когда ты сможешь развернуться во всю ширь своего таланта! Если он у тебя, конечно, есть!
С десяток минут после этих моих слов, мы двигались в полном молчании, а затем шут энергично кивнул:
– Ты прав, сияющий дан, именно «Похвальное слово Глупости»!
– А теперь ты мне объяснишь, – тут же подхватил я, – почему именно мое поведение навело тебя на эту… тему?
И снова Фрик долго молчал, прежде чем проговорить, тонким фальцетом вновь вернувшимся заиканием и пришепетыванием:
– Ты сделал глупость, оставив в живых дана Когга!.. Глупость!!
– Я сдержал слово… – мягко возразил я, – держать слово, данное даже врагу – прерогатива благородного человека, человека чести, и эта прерогатива не имеет никакого отношения к уровню его ума или глупости!
Я замолчал, и шут так же молча шагал рядом с моим стременем. Это продолжалось довольно долго, и мне уже показалось, что у Фрика закончились аргументы. Однако я ошибся. Сначала Фрик начал что-то тихо, с подвыванием нашептывать себе под нос, словно складывая какое-то сложное заклинание. Потом он принялся размахивать руками в такт своим подвываниям и при каждом почти шаге слегка подпрыгивать и раскачиваться из стороны в сторону. Тут я даже немного испугался – что если в его голой голове какой-нибудь винтик окончательно соскочил со своего места! Но в этот момент пришепетывание и подвывание шута сделались немного громче, и я начал различать слова!
Закончив свою шепелявую декламацию, Фрик бросил в мою сторону косой взгляд, словно ожидая от меня бурной критики, однако я молчал. Тогда он прибавил шагу, обогнал Пурпурную Дымку метров на пять и снова принялся что-то бормотать себе под нос.
А солнце, между тем, уже висело совсем низко над горизонтом. Коричневая лента дороги была пуста, и мне вдруг пришло на ум, что за целый день путешествия по ней мы не встретили ни одного путника, ни одной повозки, словно эта замечательная дорога никому не была нужна.
– Фрик, – позвал я шута, – а что, на этом тракте всегда так мало людей?
Бормотание шута смолкло, будто бы споткнувшись о некую преграду, и Фрик обернулся ко мне. Несколько секунд он смотрел в мое забрало, явно не узнавая меня, а затем, тряхнув головой, ответил:
– Нет, обычно здесь много народу, но сегодня в Ушицах праздник, День Избавления от Напасти, поэтому все те, кто приглашен уже в селе, а кто не приглашен – ни за что не приблизится к Ушицам ближе чем на пять тысяч шагов.
– Почему? – Удивленно спросил я, – Разве это село во время проведения праздника представляет какую-то опасность?