Драконий берег

Вдвоем лучше, чем одной. И темнота окончательно перестает пугать. А Лука осматривается, смахивает таракана, который прилип к стене и руку вытирает о штаны.

– Завтра попрошу мага, чтоб купил чего… не дело, когда ползают. – Таракана Лука давить не стал. Ему определенно хотелось, но он покосился на Милдред и просто выкинул насекомое из номера.

Надо же.

– Не дело, – Милдред присела на кровать, которая издала протяжный скрип и прогнулась, намекая, что не предназначена она для сидения. Да и лежать не стоит.

– И вообще… шериф поспрашивает, может, кто из местных дом сдать хочет, а то ведь… мне тут и трогать чего страшно, чтоб не поломать.

Он поднял крышку.

А без костюма Лука выглядит странно-домашним. Мятые джинсы, фланелевая рубашка в клетку. Рукава закатаны, воротник расстегнут. Не стоит так пялиться, но не пялится не выходит.

– Как спать будешь? – это безопасный вопрос. Почти.

И пончик Милдред взяла, хотя от одной мысли о еде ее начинало мутить.

– На полу, – и присел Лука на пол. – Мне не впервой.

Да. Наверное. Редко в каком мотеле найдется кровать в достаточной мере прочная, чтобы выдержать его вес.

– Что думаешь?

– О чем?

– Эшби. Его бы задержать… по-хорошему…

Лука ел очень аккуратно. И медленно. И видно было, что для него еда тоже лишь предлог. Зачем он пришел? Почувствовал страх Милдред? Ее неуверенность?

– По-хорошему не получится, – она покачала головой, ломая розовую глазурь. Крошки ее Милдред собирала пальцами, чтобы отправить в рот. – Задерживать не за что. Даже если фарфор из его дома… если подтвердится…

– Подтвердится.

И Милдред тоже это знала. Завтра в доме найдут тарелки, аналогичные тем, что стояли в запертой хижине. И серебряные канделябры. Свечи. Да и скатерть наверняка опознают. Только… этого мало.

– Вот и я думаю. Парня пытаются подставить.

Она тоже села на пол, потому что не желала смотреть на красную макушку Луки.

– Холодно.

– Ничего. Я тоже… привыкла.

– Часто приходилось?

– Иногда. Когда сама просилась. Сперва Боумен не слишком был мне рад. Потом понял, что и я могу приносить пользу.

Тьма оставалась снаружи. Полоснул по окну свет фар. И затих. Где-то вдали раздался выстрел, а потом и пьяный хохот.

– Ему интересны эти двое.

– Чучельнику?

Милдред кивнула. И пончик отложила. Есть не хотелось совершенно, а хотелось быть рядом, здесь и вправду холодно, а Лука теплый и пришел, чтобы теплом поделиться. Она взрослая. Она понимает, что тоже ему нравится.

– С девушкой проще. Он хотел сделать ей приятное.

– Голова на блюде – это приятно? – Лука приподнял бровь.

– Ты узко мыслишь.

Он хмыкнул.

– Ты видишь голову, а он… накрытый стол. Свечи. Это почти признание в любви. А голова – знак того, что Уна ныне свободна, что ей больше некого бояться.

– А она боялась?

– Думаю, да. Мне случалось говорить с жертвами насилия. Я пыталась просто понять, как они ищут жертв, и серийные убийцы, и те, кто не рискует убивать, но просто мучает годами, вытягивает жизнь, – она облизала пальцы. – Так вот, странно то, что эти женщины терпят. Они не пытаются убежать, не пытаются просить о помощи, они все уверены, что никто и ничто не способно защитить.

– То есть…

– Она не настолько верит мне, чтобы пустить в память. Но я почти уверена, что она не чувствовала себя в безопасности. До конца. А теперь получила доказательство, что человек, ее мучивший, мертв. Он никогда не вернется. Не поднимет руку. Не прикоснется. Не схватит за волосы… почему-то они все любят хватать за волосы. Или душить. Думаю, потому, что удушение дает чувство власти, контроля над кем-то.

От Луки тоже пахло дождевой водой.

И еще мужчиной. Тот резкий запах, который может отвращать или, наоборот, притягивать.

– Она не скажет, но она благодарна за этот подарок.

– Чучельнику?

– Чучельнику.

А смотрит он в глаза. И ждет. Он замер, точно опасается Милдред. Смешно. Разве ее можно бояться?

– Понимаешь, для нее Чучельник – абстракция. То есть она знает, что он убийца и зло, но в то же время лично ей он ничего плохого не сделал.

Если поцеловать Луку, он сбежит или останется?

Или не стоит рисковать?

Эта ночь слишком темна, чтобы оставаться одной. И Милдред не хочет возвращаться к окну. Не хочет сидеть и остаток ночи пялиться, вслушиваясь в то, что происходит рядом, гадая, не идет ли кто за ней.

– Что до Ника, то здесь все сложнее. И да, его вещи взяты не случайно. Скорее напротив, это своего рода демонстрация. Заявление. Чучельник мог бы купить все новое, он в достаточной мере состоятелен, чтобы сделать подарок от души, а вместо этого он воспользовался чужими вещами.

– Чужими ли?

– Думаешь, Эшби? – Милдред провела пальцем по губам.

Если сбежит…

Не сбежал. Не отстранился.

– Не знаю пока, – а смотрит серьезно так, выжидающе. К подбородку же прилипла капелька розовой глазури. Розовый с Лукой сочетается плохо.

– И я не знаю… Но если он, то зачем так явно? Или это часть игры? Раньше Чучельнику нравилось играть. Возможно, решил повторить?

Дыхание сбивается.

И разговор не соответствует ситуации.