Драконий берег

И да, как будто ударили его тем самым мячом, в котором внутри песок.

– Память возвращается… кровь, кстати, человеческая.

– Майкла?

– Понятия не имею. Возможно. Был бы образец, я бы сравнил. Но есть еще кое-что… интересная компонента. Правда, я не уверен, что это не ошибка, все-таки приборы порой… сбоят. Надо в нормальную лабораторию отправить.

Раздражение было горьким.

Надо? Пусть отправляет. И не мается. А то одни слова… Спокойно.

– Драконья кровь. Отличный, к слову, консервант. Ты знаешь, что она сама по себе не портится? Что может храниться месяцами, а то и годами? Только со временем каменеет, но так даже удобнее. Свойств-то своих не утрачивает. Говорят, в гробнице Тутанхамона нашли кувшины с окаменевшей драконьей кровью…

Если память возвращается, то выходит, Томас и вправду побывал в том маленьком домике? И увидел там деревянную куклу, сделанную мистером Эшби для Академии искусств? Надо будет подать запрос. Интересное, однако, хобби… интересное, но не более того.

Деревянная кукла – это еще не повод блокировать память.

– Откуда могла взяться?..

– Я думаю, он не был уверен, что мы найдем посылку сразу. Если бы к утру, то собственная кровь Майкла загустела бы, потемнела и вообще… с драконьей же она дня три сохранила бы нынешний вид.

И что это значит? Помимо того, что Чучельник – мать его, гребаный эстет?

– Ее ведь не так просто достать, – добавил Джонни тихо. – Ее даже магам не так просто достать.

Магам – это да. А егерям?

И все-таки что не так было с проклятым тем домом? Он ведь сгорел. А с Бертом случилось несчастье, о котором Томас ничего не помнит.

Разговор до того дня помнит. Дерево. И ветку. И как завидовал брату.

А похороны? И их тоже, хотя он, кажется, болел. Но чем? И неужели так серьезно, чтобы не запомнить похороны? В памяти осталось лишь местное кладбище, над которым вместо ворон кружат стервятники. И шелест песка.

– Плохо? – Джонни стянул кожу с руки и пошевелил пальцами. И движение это вызвало приступ дурноты, с которым Томас все-таки справился. – Не думай. Чем больше ковыряешь память, тем оно хуже. Оно придет. Нужно лишь время.

Вот только было ли у них это время?

У них и у Майкла.

Утром федералов стало больше.

Они облепили дом назойливыми муравьями, но Ник смотрел на эту суету снисходительно. Ожоги его побледнели, пузыри прошли и выглядел он, честно говоря, куда лучше, чем я. Он сидел на террасе с чашечкой кофе, который принесли нам, но не федералам – гостеприимство Эшби так далеко не распространялось, – и наблюдал за тем, как его двор тщательно и методично обыскивали.

– Как там твой приятель? – поинтересовался Ник.

Я пригубила кофе.

Стоило бы уйти отсюда и из дома, благо разрешили вернуться в собственный, верно посчитав, что раз уж я настолько ненормальна, что стремлюсь туда, то этим стоит воспользоваться.

Вернуться хотелось. Более того, тянуло туда с неудержимой силой. В подвал.

Как получилось так, что никто не обнаружил?

Или нашли, но оставили? Почему? Ждут, когда я вернусь проверить, на месте ли дурь? Или…

– Который?

– А у тебя их много?

– Да нет, – я зажевала кофейную горечь круассаном. – Ты вот. Еще Гевин. Но у него малышня выходит, будет при гнездах. Оллгрим. Мы с ним иногда рыбалку обсуждаем. Что? Если ты рыбалку не любишь, то не значит, что другие тоже…

– А Томас?

– Томас? – Круассан безбожно крошился, словно бы намекая, что столь изысканную выпечку нужно держать крайне аккуратно, двумя пальчиками. И откушивать с должной долей трепета.

Трепета во мне не хватало.

За федералами мрачно наблюдал Клайв. Он бродил по саду, от одной ямы к другой, останавливался перед разворошенными газонами и, готова поклясться, пересчитывал сломанные ветки. Федералы пытались от него избавиться, но не вышло.

Клайв всегда отличался упрямством.

– Не желаешь проведать?

– А очень надо?

Не буду лгать, что я вообще о нем не думала. Думала. Более того, этот наглый засранец, который решил, вернувшись в город, все тут перевернуть, не выходил у меня из головы.

Но он в доме не появлялся.

А я… быть может, в других обстоятельствах и нашла бы подходящий предлог наведаться. Но сейчас… тот усатый тип, что главный среди федералов, разговаривал со мной раздраженно. А в глазах его вообще читалось, что он с радостью посадил бы меня, найдись повод. И ладно бы, но… тип был начальником Томаса. А к чему человеку с начальством отношения портить?

– Мне казалось, он тебе симпатичен.

Скорее просто знаком.

И вообще, я, может, пока не подозреваемая, но взгляды того, усатого, не оставляют сомнений: он уверен в моей причастности и к этому Чучельнику, которому вздумалось осчастливить меня головой Билли, и к пожару.

И к затмению лунному, из-за которого драконы стали беспокойными.

– Ясно… вроде он неплохим парнем стал.

– Ага.

Бессмысленный разговор. Почти такой же бессмысленный, как попытка найти что-то в саду. И собак не пожалели, хотя здесь легавые отказывались работать, то и дело ложились на землю, скулили, трясли голыми хвостами. А одна вовсе с поводка сорвалась.

Ловили ее долго. Едва статую не опрокинули.

Круассан закончился.