Драконий берег

И вправду, мало ли… Ник бы тоже мне не поверил. И возможно, огорчился бы, что я лезу туда, куда меня лезть не просят. Или вовсе разочаровался бы, решив, что я пытаюсь разрушить его такой замечательный брак.

А Зои… Зои нашла бы что сказать.

Она всегда находила. И ей в отличие от меня верили.

– Не сердись, – сказал Томас и коснулся моего плеча. Я ощутила тепло его руки даже сквозь ткань пиджака. – Это важно.

– Действительно?

– Не знаю. Дело такое, что важной может оказаться любая мелочь. Нику, значит, не сказала? Не волнуйся, я тоже не буду ставить его в известность. Ты помнишь, как отель назывался? Или, может, адрес?

Помню.

С чего бы мне забыть? Я даже записала, тогда еще уверенная, что всенепременно расскажу Нику. Вернусь и расскажу. Но прошел день, и другой, и я поняла, что не стоит этого делать.

А вот ноги замерзли.

Окоченели просто-таки. Не стоило играть в босоногую девочку, все-таки осень на дворе и даже местное тепло обманчиво.

Я пошевелила пальцами и покосилась на Томаса.

И что он обо мне подумает? Понятно, что подумает. Ревнивая истеричная дура, которая не способна расстаться с детскими обидами. Просто ему никогда не прижимали к горлу нож и не лапали, сдирая одежду и наслаждаясь твоим страхом. Он не чувствовал, как нож ныряет под волосы, ненадолго прилипая к шее.

– Ты это… аккуратней.

Рука стискивает грудь, и ты понимаешь, что, возможно, уйти не получится.

– Да ладно…

Хрустит ткань брюк.

И трусы повисают на ветке.

– А она ничего…

– Не дури, тебе что велено было? Вот и делай.

– Может, того…

– Сесть захотел?

– Так кому она скажет?

– Эта? Всем… а с шерифом объясняться…

И нож пилит косу. А потом вычерчивает полосу по позвоночнику. И не больно, только очень-очень страшно.

– Видишь, деточка, как бывает? Если пасть разевать… – Оплеуха опрокидывает на землю, а вдогонку летит пинок. Сапогом по ребрам тоже больно.

Тогда мне казалось, что больнее не будет.

И домой я… наверное, они рассчитывали, что кто-то увидит меня, голую, бредущую через город. Увидит и расскажет… и были правы.

Да. Почти.

– Там, – я указала вглубь сада. – Когда-то стояла беседка. Из дерева. Очень красивая. Ее тоже поставил первый из Эшби. Для жены из племени айоха. Правда, его красивая белая невеста этот брак не признала.

А Зои беседку разрушила.

Та, мол, уже не в моде и вообще гнилая насквозь. Неправда. Беседка была целой. Я знаю. Я любила сидеть там и читать или не читать, а просто смотреть на море.

Там было спокойно. И прошлое оживало.

– Дом тоже покажешь? – Томас сделал вид, что не замечает, как я поджимаю озябшие пальцы ног. – Если тебе не сложно.

– Не сложно.

Я поднялась.

А он, останься в городе, тоже влюбился бы в Зои? В нее влюблялись все, восторгаясь утонченностью и красотой, воспитанием, грацией и прочими женскими достоинствами.

Матушка ставила ее в пример.

А потом… потом продала меня Дерри. Но за это я, пожалуй, скажу ей спасибо. Когда-нибудь. Под настроение.

Я шла нарочито неспешно, хотя больше всего тянуло сорваться на бег, хоть так согреваясь, взлететь по ступенькам, громко хлопнуть дверью, чтобы все услышали.

Все, кто остался.

Ма Спок, которая вновь выразит свое неодобрение прямо, не считаясь с сомнительным моим статусом друга дома.

Новая сиделка Зои, до того уныло читавшая вслух унылую же книгу. То ли о любви, то ли о смерти, а может, и о том и о другом разом.

Миссис Фильчер, что поселилась в доме, желая быть поближе к дочери. Но почему-то пока занимавшаяся лишь переписью особо ценного имущества. Или она думает, что я и вправду поверю, будто с блокнотом по дому она бродит в поисках вдохновения?

Стихи.

Как же… надо будет Нику сказать, чтобы проверил коллекцию статуэток, и те серебряные вазочки, которые стояли в малой гостевой комнате. Или не говорить?

Я вздохнула.

А Томас улыбнулся этак ободряюще.

Знал бы он… на мгновение появилось желание сказать. Спросить совета. Признание ведь зачтут? И… и я себя осадила. Не стоит обманываться. Мы никогда не были друзьями, а сейчас он и вовсе явился, чтобы Ника за решетку упрятать. Я же… я же вдруг почувствовала себя полной дурой в желтом платье. И крой был устаревший, и сидело оно криво, и пахло нафталином, шарики которого разложили в старом гардеробе. Платье принадлежало матери Ника. От тех, которые некогда носила Зои, я наотрез отказалась. Уж лучше в исподнем или в грязной своей одежде, чем… или вот в этом. Желтеньком.

Определенно, дура.

– Подожди, – Томас остановился и коснулся моей руки. Через ткань, но… не люблю, когда ко мне прикасаются. – А там что?

Он указал на пристройку к дому, которая выделялась своей несуразностью.

– Мастерская, – вести его туда не хотелось.

Совершенно.

– Можно?

Я пожала плечами. Веская причина для отказа в голову не приходила, что до остального, если я начала показывать дом, то и мастерскую надо, иначе придумает себе чего-нибудь этакого. Люди в целом горазды придумывать.

– Там ничего интересного, – предупредила я.

Может, в обморок упасть?