Зои как-то сомлела, когда Ник попытался нас всех свести, устроив пикник на свежем воздухе. В саду. Да… было клетчатое покрывало, корзинка с разной снедью, что казалось издевательством, потому как вынесли ее из кухни. А до этой кухни – две минуты хода.
Вино.
И соломенная шляпка Зои. Светлый ее наряд. Щебетание, от которого заломило в висках. Вихо, разливавший вино. И то ощущение ненужности, которое я испытала, глядя на них троих, вполне довольных друг другом. Я была лишней.
Как когда-то в детстве.
И потому, злясь на себя за это чувство и еще за то, что вообще согласилась играть в дружбу, заговорила о драконах. Кажется, Аметиста тогда только приглядывалась к Лунному, а он, спеша завоевать ее сердце, таскал из моря огромных рыбин и разноцветные камни. Камни она принимала, рыбин тоже…
Ник слушал. И спрашивал.
И потом мы вместе смеялись. Пока Зои не сомлела. Она тихо ахнула и изящно, слишком уж изящно для человека, который и вправду лишился чувств, опустилась на покрывало.
Ник мигом позабыл и про вино, и про драконов.
Зои унесли, и пикник завершился.
– Притворщица, – сказала я, поморщившись.
А Вихо ответил:
– Ты все никак не успокоишься.
– Я?
– Перестань лезть к Нику. Перестань им мешать.
– Это вы меня позвали.
– Позвали. Из вежливости. Была бы умнее, нашла бы предлог отказаться.
Тогда я просто ушла, желая переварить обиду и понимание, что все опять изменилось, что в этой жизни мне рассчитывать не на кого. Тем же вечером Вихо извинялся. А я сделала вид, что поверила. И что все замечательно. Да. Как прежде… только в гости заглядывать перестала. И научилась находить предлоги. Отказывать кому-то во встрече, если разобраться, не так и сложно.
Томас поглядывал на меня украдкой, думая, что я не замечаю. С драконами поневоле развивается боковое зрение, но я делала вид, что и вправду не замечаю.
Рассказывала.
Про мастерскую. И про мистера Эшби, который любил проводить в ней время. Он снимал свой пиджак из темного сукна, вешал его на манекен и бережно поправлял, чтобы не появились складки. Потом закатывал рукава рубашки.
Я смотрела.
Мне разрешалось присутствовать, если, конечно, я не стану мешать. Я и не мешала. Я садилась куда-нибудь в уголок, поближе к горе опилок, от которых упоительно пахло деревом, и просто смотрела. Время замирало. А весь мир исчезал.
Оставалась лишь мастерская. Инструмент. Руки мистера Эшби, которые держали его умело. И его работа…
– И что он делал? – Томас перебил воспоминания, испортив их напрочь.
– Не знаю.
– В каком смысле? – он даже остановился. – Ты же говоришь, что смотрела.
– Смотрела, – я коснулась двери, которая потемнела и слегка разбухла, и теперь входила в коробку туго. Тут и замка не надо, плечо вывернуть можно, открывая. – Но… он как-то всегда начинал только. Я ни разу не видела, чтобы он довел дело до конца. Просто в какой-то момент статуя вдруг исчезала, а появлялся новый кусок дерева.
– Статуя?
– Это походило на статуи. По-моему, – я дернула ручку, но дверь даже не шелохнулась. – Давай ты.
А то и вправду, что силы тратить, если можно дело перепоручить.
– А если сломаю? – Томас смотрел на дверь с явным сомнением.
– Не сломаешь. Она крепкая. Там… знаешь, такие, вроде болванов больших… то есть иногда я вроде угадывала, что будет тело. Или не тело, а голова? Такая, не круглая, а…
Я показала руками.
Сложно.
Детское восприятие многое искажает. И сейчас я отчаянно перебирала ту память, которая еще недавно казалась мне незыблемой. Но ничего не находила.
Были… какие-то куски дерева. Большие и маленькие. Узкие. Длинные. Короткие. Помню коробку с деревянными шарами, которые мне разрешалось полировать.
Он сам поручил.
Потом на шары ставилась разметка, и тогда их уже нельзя было трогать.
Томас дернул дверь. Потом дернул сильнее и еще сильнее, и подумалось, что с таким энтузиазмом он ее и вправду вырвет. Но нет, она открылась с протяжным скрипом, который заставил поморщиться.
Я щелкнула выключателем и зажмурилась. Здесь всегда было много света. Пять стеклянных колб свисали с потолка, каждая на своем шнуре. Еще с полдюжины ламп прятались по углам. Они были сделаны по особому заказу и гнулись во все стороны.
– Ничего себе… – Томас оглядывался и удивления не скрывал.
Ага.
Изнутри мастерская кажется больше, чем снаружи, и это отчасти верно: она уходит в дом, забирая часть его. И Зои, помнится, собиралась исправить это недоразумение. Но Ник не позволил.
Пусть с отцом они не слишком ладили, но память о нем Ник сохранил.
Жаль, старая не уцелела. Хотя эта определенно была побольше.
Я прошлась, включая лампы одну за другой. И… остановилась. Третий номер обычно стоял у стены. А второй мистер Эшби подвигал к столу, изгибая так, чтобы свет падал сзади. И, закончив работу, поднимал лампу. Сейчас она стояла на своем месте, но была вывернута совсем уж неправильно. А четвертую и вовсе перетащили, что было сделать непросто. В отличие от других, она обладала тяжелым основанием.
– А это тоже он? – Томас присел у коробки, которая появилась в углу, почти зарывшись в гору опилок.
– Нет.