Драконий оборотень

— Для них — да, — серьезно откликнулся оборотень. — Власть над чужим разумом, как и любая другая сила, имеет две стороны медали. И некоторые предпочитают пользоваться, как раз, ее неприглядной стороной. К тому же, Кройден понимает, что я не буду убивать тех, кто действует по принуждению, если хочу и дальше мирно править своим народом. И это тоже ему на руку.

— Если бы можно было проскользнуть мимо них незамеченными, — вздохнул Грейн.

— Я тут, вот, подумал… — неожиданно снова подал голос Йан. — А если ваш, извиняйте, оборотничий запах перебить чем-нибудь посильнее?

Грейн и Хират разом повернулись к нему.

— Это чем же?

Йан заколебался, явно не решаясь озвучить свою идею вслух.

— О чем он толкует? — нетерпеливо обернулся Грейн к сереброволосому оборотню. — У него действительно есть идея?

Вместо ответа Сев без всякого энтузиазма покосился на кузнеца и вздохнул.

— Идея есть… но вам она вряд ли понравится.

Глава 22 Патруль

Идея Йана оборотням, действительно, не понравилась, но никакой другой у нас все равно не было. И поэтому в данный момент я покидала Лакосту на старой и тряской повозке, неспешно двигаясь в сторону эльфийских болот. Телегу снова подбросило на ухабе, и деревянная перекладина, гордо именуемая сиденьем, в очередной раз больно наподдала мне снизу, заставив невольно охнуть.

— Нн-о-о, шевелись, родимая-а-а!!! — вдохновенно проорал слева от меня возница, грязный и растрепанный старикашка лет эдак пятиста отроду.

По крайней мере, выглядел он натуральным ровесником того города, который мы сейчас покидали. Грязные седые космы тусклыми сосульками свисали по обе стороны изможденного морщинистого лица, покрытого серо-коричневым то ли загаром, то ли слоем грязи. Два верхних передних зуба во рту отсутствовали, отчего улыбка у возницы выходила на редкость отталкивающей, вызывая у зрителей только одно желание — видеть ее как можно реже.

— Нн-о-о!!! — снова заорал он.

Повозка в очередной раз подскочила на кочке, и широкополая шляпа, одолженная мною у Хирата и выуженная им с самого дна седельной сумки (и оттого неимоверно мятая), окончательно сползла на глаза. Я терпеливо вернула ее на прежнее место и повернулась к вознице.

— Слушай, Зерг, ты бы не мог пока не орать так громко? Патрули тебя, все равно, пока не слышат, зато я уже почти оглохла на одно ухо.

Ведьмак, основательно поработавший над своим новым образом, весело ухмыльнулся, снова продемонстрировав мне ряд тщательно зачерненных зубов, и отозвался:

— А если уже оглохла, зазноба моя, так какая ж тебе разница?

— Очень смешно, — проворчала я. — И перестань называть меня своей зазнобой, дедуля, не срамись перед народом — я ведь тебе внучка, как ни как. Нечего выходить из образа.

И я машинально разгладила на коленях серую льняную юбку. Идея побега была столь же проста, сколь и рискованна. Однако, после многократного обсуждения всех альтернатив (количественно стремящихся к нулю), мы все сошлись на том, что это единственный способ выбраться из Лакосты, который имеет хоть какой-то шанс на успех.

Рано утром, едва только открылись восточные ворота Лакосты, из-за городских стен выехал, беспечно насвистывая, рослый широкоплечий пастух с полудесятком холеных господских лошадей на поводу. Для достоверности образа тут же, в Лакосте, для Йана была куплена неказистая рябая кобылка, более приличествующая простому пастуху, чем холеный д'арриэн-полукровка. По выезде за ворота, согласно нашему плану, «пастух» должен был почтительно раскланяться с даргианским патрулем, буде таковой встретится на его пути, и отправиться подальше от городских стен — якобы на поиски сочного пастбища для своих питомцев — потихоньку забирая при этом все дальше к болотам. Насколько гладко кузнец справится со своей ролью, мы не знали, а потому нам оставалось только надеяться на лучшее и заниматься своей частью плана.

Спустя пару часов через северные ворота Лакосты на тракт выехала старая расхлябанная телега, покрытая серой истрепанной холстиной, из-под которой время от времени доносилось громкое раздраженное похрюкивание. На передке повозки восседал древний сморщенный старик, покрытый не менее древним слоем грязи, и веснушчатого вида девица в поношенном крестьянском платье и старой мужской шляпе. К последней, в порыве вдохновения и для завершения образа простоватой деревенской кокетки, мною было прикреплено длинное пестрое петушиное перо. Общее впечатление «красавица» производила смешное и нелепое, однако в данной ситуации меня это вполне устраивало.