— В пост грешить — двойной грех. Поэтому в пост ты меня не тронь.
Откуда взялась эта внезапная праведность? Наверное, хозяйка дома просто хотела ещё до отъезда постояльца точно понимать, родится ли у неё по осени четвёртый ребёнок или нет?
Вот почему в марте Влад совсем заскучал. Ему казалось, что сугробы в горах даже не думают таять. Он почти привык думать, что они никогда не растают, поэтому просто глазам не поверил, когда однажды, выехав прогулять коня, вдруг увидел с холма, что через долину, по-прежнему белую, движутся две верховые фигуры. Один всадник крупный, а другой — маленький. Да и кони под ними оказались знакомой масти — оба вороные.
Влад припустился с холма во всю мочь. Войко и Нае тоже сразу поняли, кто к ним мчится:
— Э-ге-ге, господин! — крикнул Нае.
— Товарищи мои верные, — только и мог проговорить недавний государь, останавливая коня и пристраивая его слева от Войки. — Как же я вас заждался! Выпьем сегодня? Отпразднуем встречу? Сердцу праздника хочется, пусть и пост на дворе.
— Можно и выпить, — серьёзно отвечал Войко, — выпить за помин души твоего дяди.
— За помин души? — удивился Влад. — Ты говоришь про моего молдавского дядю?
— Да, — сказал серб. — Дядя твой Пётр, младший брат твоей матери, скончался.
— Отчего? — продолжал спрашивать Влад. — Ведь он был ещё совсем не старый человек.
— Слухи ходят, что отравили его, — встрял Нае.
— Однако это точно не дело рук твоего врага Яноша, — добавил Войко. — Яношу совсем не выгодна была эта смерть. Не для того он свою сестру выдал замуж за твоего дядю. Тут скорее, кто-то из бояр постарался. Из тех, кто на ляхов оглядывается и хочет видеть Молдавию под покровительством ляшского короля, а не Яноша.
Веселье с Влада как ветром сдуло. "Что ж такое делается! — подумал он. — И там, в Молдавии, такие же бояре, которые ради своей выгоды готовы предать и отравить государя. Куда ни сунешься, везде одно и то же! Везде измена и убийство!"
— И кто же теперь правит в Молдавии? — наконец, спросил Влад.
Войко начал обстоятельно объяснять:
— Поначалу там заправлял Яношев военачальник. Чубэр некий — так его все называли. Он помогал твоему дяде сохранять власть, а когда твой дядя умер, то Чубэр постоял-постоял с войском в молдавских землях ещё месяца два, понял, что делать нечего, да и ушёл. А на престоле теперь сидит твой двоюродный брат Александр. Юноша ещё совсем. Сам ничего не решает. За него боярский совет правит. Однако все бояре ищут покровительства ляхов, поэтому ты, поскольку враг Яноша, при молдавском дворе легко приживёшься.
Велика и богата была Сучава, столица Молдавской земли. Если в остальной Молдавии многие жаловались на бедность, то в столице народ жил хорошо, потому что торговля в городе велась бойко, приносила хороший доход местным купцам и ремесленникам, а те охотно тратили заработанное, принося достаток всем вокруг, у кого они что-то покупали даже по мелочи.
Князья в столичном дворце сменяли один другого, а город будто не замечал этого — днём шумел, ночью затихал, иногда окутывался дымом пожаров, но быстро отстраивался и рос, рос.
После тихой и неторопливой жизни в глухой горной деревеньке Влад особенно ясно ощущал суету города, ещё только въезжая в его южные ворота. Такой ему помнилась и румынская столица, но не та, в которую он вернулся прошлой осенью, а та, которую он запомнил, когда вместе с отцом уезжал ко двору турецкого султана Мурата.
Между Сучавой и Тырговиште было много общего — такие же ничем не мощёные улицы, такие же белые дома-мазанки, такие же храмы на площадях. Вот только оборонительные стены в молдавской столице были сложены из камня, а не из кирпича. "Я почти как в родных краях", — думал Влад, миновав ворота.
Погода в тот день стояла хорошая. Небо сделалось по-весеннему ясным. Лишь иногда набегало стадо белых облаков, но вскоре, гонимое ветром, устремлялось дальше, и тогда яркое солнце снова могло озарять широкую улицу, по которой двигалось множество народа — в том числе и Влад, одетый в серый крестьянский кафтан с простой вышивкой вокруг ворота и на рукавах.
Сверху, из седла только и виделись войлочные и бараньи шапки, белые женские платки, чей-то холщовый заплечный мешок, чей-то вихрастый русый затылок. Иногда это людское море расступалось, чтобы дать проехать купеческим возам, следовавшим на гостиный двор, где с каждого воза возьмут пошлину, а товар из возов разместят на хранение.
Владу проехать не очень-то давали — иногда даже оглядывались и грозили кулаками, если его конь начинал особенно дерзко прокладывать себе путь к корчме, которая уже виделась впереди, на краю широкой торговой площади.
— Да куда ж ты ломишься! Осади! — говорили возмущённые прохожие, которых толкнули, а недавнему князю нравилось, что люди вокруг считают его ровней, не кланяются, шапок не ломают. От этого он чувствовал себя здесь своим, местным, ведь язык в Молдавии был почти тот же, что в Румынской земле, если не считать некоторые слова.