Драконий подарок

– Мда… Весело мальчики развлекаются! – усмехнулась бабушка Ролленквиста, прикусывая зубами любимую сандаловую палочку. – Не стесняйся, детка, от такой вони даже я, старая, поперхнулась, сейчас велю тебе еще бульончика налить.

Я прополоскала рот услужливо поданной водой, и мы начали ужин сначала: бульон, пирожки, котлетки… Сердце мое рвалось и к Жану, и к Ролену, но я продолжала медленно подносить ложку ко рту, понимая, что носиться кругами по гостиной будет еще хуже. Да и не факт, что уставшие мужчины пренебрегут теплой кроватью и придут в царство кружев и шелка разводить реверансы.

Однако драконица быстро закруглила ужин, и мы переместились в гостиную. Меня усадили в уютное кресло у огня и закутали плечи красивой шалью, прикрыв живот. Малышка весело толкалась, и я с улыбкой прислушивалась к ее толчкам, расслабленно глядя в пламя. Дверь растворилась неслышно: вошел Ролен – высокий, похудевший, с влажными еще волосами. Выбеленные пряди отросли и стали похожи на енотовую шапку. Сделав несколько огромных шагов, он опустился на колени возле моего кресла и, не стесняясь бабушки, уложил голову мне на колени. Малышка приветственно толкнулась, а я, не отрывая взгляда от огня, запустила в жесткие влажные волосы свои исхудавшие пальцы.

Так мы и сидели несколько минут: я слышала, как бешено бьется сердце дракона, постепенно успокаиваясь, как его пульсу вторит мой и как весело плещется дитя, пинаясь уже вполне чувствительно.

Наконец, Ролен опомнился и, поцеловав мне руку, перебрался в ближайшее кресло. Бабушка все это время делала вид, что чрезвычайно занята чем-то на другом конце немаленькой комнаты, но едва ее внук сел в кресло, как она оказалась рядом с нами, а дверь снова бесшумно открылась, впуская зевающего Жана.

– Добрый вечер, – муж зевнул и сонно потопал к нам.

Оглядевшись, он не стал искать кресло, а просто сел на толстый ковер и прислонил голову к моим коленям, пахло от него уже гораздо лучше: едой, вином и свежим травяным мылом, от которого у меня першило в горле.

– Я очень устал, милая, может, пойдем спать?

Я точно знала, что не усну, но что я могла поделать? Я осторожно встала, делая вид, что не замечаю, как дернулся Ролен, и, пожелав всем спокойной ночи, отправилась в спальню Жана. Все равно едва он заснет, придется перебираться в свою: ночью я минимум три раза выходила в купальню, это может ему помешать.

Дракон

Жан, похоже, устал больше, чем показывал все это время – пришел он, еле передвигая ноги, и только когда он начал вставать, даже не пытаясь подать руку жене, я понял в чем дело: он пьян!

Сердце в груди беспокойно трепыхнулось, но бабушка строго взглянула на меня и удержала на месте. Когда супруги вышли, она заявила мне без обиняков:

– Ты что, с ума сошел? Ролленквист? Девочка едва жива, а ты устраиваешь ей такие встряски! Да у нее едва сердце не выскочило! Стук был слышен с другого конца комнаты!

– У меня тоже! – угрюмо бросил я, моя душа плакала от жалости к Марине, было видно, что беременность дается ей нелегко.

– Вот именно! Девочка старается! Не лезь в их семью!

– Я и не лезу, – пришлось сказать мне.

– С Жаном я сама поговорю, ей сейчас ничего особенного нельзя, ребенок крупный и магически одаренный к тому же, – бабушка многозначительно подняла брови. – Впрочем этот юноша кажется, и сам сегодня заснет.

Я промолчал; оказавшись ближе, я гораздо сильнее чувствовал волнение и недовольство Марины, потом просто нетерпение и раздражение. Все же наша связь никуда не делась, расстояние ослабило ее, но не уничтожило, но почему от Жана тоже исходит недовольство и усталость?

Я погрузился в печальные размышления, понимая, что не могу предать дружбу, но и терпеть боль любимой не в силах, а потом обратил внимание на легкий звон в комнате: бабушка разливала чай и раскладывала по тарелкам пирожные. Я отвлекся от своих дум и взглянул на столик: три чашки, три блюдца:

– Бабуль?

– Она придет. Не сможет уснуть, сейчас заварю мяту и валериану: такие потрясения нужно успокаивать сразу.

Дверь и впрямь вскоре отворилась, вошла Марина – в простом длинном халате поверх сорочки, с полураспущенными косами – и смущенно остановилась на пороге:

– Леди Лионель, мне не спится, но если я мешаю, то могу уйти.

– Не глупи, девочка! Иди, выпей чаю! И пирожное тебе тоже не помешает!

Только сейчас я обратил внимание на выступающий живот: спина Марины прогнулась назад, а широкие рукава маскировали эту часть тела, когда она сидела в кресле, но теперь я видел, что ребенок довольно крупный, и она бережно поглаживала живот, стараясь усмирить его кульбиты. И в сердце опять разлилась нежность, а где-то вдалеке Жан расслабился и уснул, ощутив умиротворение супруги.

Мы сидели у камина, пили чай, и ледяные черные скалы отступили из памяти. Нежный смех Марины, ее сладкий, изменившийся запах, тонкий профиль на фоне огня – все это делало меня счастливым, и пусть это только минуты счастья – я сохраню их в своем сердце.

Марина