Драконий жемчуг

– Я всегда думал, это моя злосчастная судьба привела нас сюда, на забытый Небесами остров. Ведь это мне не хватило силы и ума справиться с завистниками и интриганами. В конечном счете, я плохо позаботился и о собственной семье: ты, совершенно безвинный, последовал за мной в ссылку… и я никогда теперь не увижу свою дочь и своих внуков. Ежедневно молю богов и покровителей семьи Ким, чтобы моя слабость не ударила по ним слишком больно.

– Отец…

Министр вновь остановил его поднятой ладонью.

– Но теперь я понял: вовсе не моя судьба вела нас, а твоя собственная. Я долго противился ей, можно сказать, прятал тебя от твоего будущего. Но как люди могут игнорировать божественную волю? Судьба принесла тебя сюда, а заодно и меня, как морская волна, подхватывающая разом все нужное ей и ненужное.

– Отец, – выдавил Сон Ён. – Я… я не понимаю… О чем вы?

– От меня уже ничего не зависит, – словно не слыша его, продолжал Ким Хён Чжи. – Теперь ты должен повиноваться лишь Великим Хранителям. Делай, что должно, и не оглядывайся. Ни на кого из нас.

Старик скрылся в дверях дома.

А его сын остался сидеть во дворе, озадаченный и смущенный. Хотя отец говорил странно и непонятно, Сон Ён в этот раз ни секунды не сомневался в ясности его рассудка – министр Ким вдруг превратился в себя прежнего: решительного, резкого, волевого. Уверенного в своих суждениях и высказываниях. Ничего больше добиться от него не удастся – уже сказал, что хотел, и вверил сына его неведомой судьбе…

Сон Ён огляделся, словно ожидая, что эта самая судьба возникнет перед ним в душном мраке вечера. Явится, поманит за собой. Или хотя бы кинет россыпь загадок-подсказок. Что значит «повиноваться Великим Хранителям»?

Четверо священных животных, духи-хранители страны, издревле стоят на страже четырех сторон света. Зеленый дракон Чхоннён защищает восток, белый тигр Пэкхо – запад. Огненная птица Чуджак бережет страну с юга, а черный воин Хёнму-черепаха – с севера. Самый близкий к ним сейчас Чхоннён, с ним могут говорить шаманки и, как уверяет бабушка мелкой, даже островные ныряльщицы… Как он – обычный человек из плоти и крови, не наделенный даром видеть духов, – может исполнить волю Хранителя? И с чего отец решил, что такова его судьба?

Сон Ён потер виски, приложил пальцы к усталым глазам. Попробовать расспросить старую хэнё – может, она будет более разговорчива и откровенна? Что ее внучка ничего не знает, молодой человек не сомневался. У той язык как помело, что на уме, то на языке, ни мига не задержится…

* * *

Уф, притомилась-то как! Ха На выпрямилась, опершись на мотыгу, стерла пот с пыльного горящего лица. Принялась вяло обмахиваться шляпой, отгоняя усталость и прилипчивую жару. Засуха, уже третий год пожиравшая материк, в поисках свежей пищи перебралась через Южное море и на остров. Второй месяц ни дождинки, хотя облака на горизонте появляются исправно. Помаячат, дразня надеждой, и исчезают. Сколько уже воды на огород перетаскала, руки отваливаются – земля вмиг жадно проглатывает влагу и только покрывается каменной коркой, которую приходится потом еще и долбить. Этак овощей на кимчи не соберешь! Что уж говорить о рисовых полях: там, по слухам, и вовсе все уже мертво. Пора просить шаманку обряд провести, разбудить крепко заснувших мульквисинов: обленились, забыли о своей обязанности заботиться о дожде, скоро люди вычерпают до самого дна родники-речушки или те сами пересохнут…

– Ну, чего ты встала? – привычно разворчался на нее Хван Гу, сидевший в тени дома. Тоже обмахивался чем под руку попадется и дышал часто, как старая собака, только что язык не торчал. – Встала и стоит себе! Чем будешь бабушку кормить, ленивая девчонка? Ох-ох, никому мы, старики немощные, не нужны, еще и порадуетесь, когда на Небеса отправимся!

– Вот типун вам на язык, дедушка, – лениво отозвалась Ха На. На переругивание, как и на работу, сил не осталось. Присела рядом в тенечке, выпила воды – ф-фу, какая горячая! – Когда уже дождь пойдет?

– Засуха – как ворчание старой жены, если разойдется, то надолго, – со знанием дела заметил хэнам. Приставил руку ко лбу. – Это кто же к нам по такой жаре прется, глянь-ка, у тебя глаза молодые…

Ха На тоже прищурилась, вглядываясь в длинную фигуру, размытую струящимся над раскаленной землей маревом. Никак многоцветный? Надо спрятаться, а то ведь опять будет приставать со своими подводными поисками. По слухам, у его хэнё даже на сбор податей сил не остается, не говоря уж про хозяйства и огороды.

– А, никак твой янбан идет! – добродушно заметил старик, и ей снова захотелось сбежать, но уже по другой причине.

Поэтому она подперла руки в боки и крикнула еще издалека:

– Вот и чего ты по такой жаре шастаешь, кожу свою белую не бережешь? Смотри, не будут тебя твои янбановские девки любить!

– И тебе добрый день, моя приветливая хэнё! – засмеялся тот в ответ. – Да как же меня – и не любить? Здравствуйте, дедушка!

Взявшись обеими руками за палку, старик разглядывал Сон Ёна слезящимися глазами. Помолчал, пошамкал губами и вымолвил неспешно и важно:

– И тебе не хворать, молодой мульквисин!