Драконий жемчуг

Некоторое время бездумно лежал в воде вниз лицом, разглядывая камни и водоросли, потом начал захлебываться и понял, что вновь стал человеком. Поплыл к берегу – пока не коснулся руками-коленями дна. Здесь постоял на четвереньках, задумчиво глядя на свое тусклое отражение: над головой светлело небо. Снова спохватился, заозирался в панике: где же Ха На?!

Девушка как раз выбиралась из воды. Сон Ён проследил, пока она достигла суши, потом, чтобы не терять время и силы, так на четвереньках добрался и сам.

Когда врезавшийся в кожу песок с камнями и морская соль, разъедающая ожоги на груди и животе, ему надоели, он в несколько попыток перевернулся на спину и уставился в небо. Волны приходили и уходили, подталкивая его на берег: мол, всё, отдыхай, ты сделал что мог.

Справился.

Мы справились.

Ни победителем, ни героем он себя не чувствовал. И драться-то не пришлось – понадобились только скорость и верный расчет. И удача, да. Его великая удача.

Сон Ён заелозил затылком по мокрому песку, отыскивая взглядом свою «удачу». Девушка сидела поодаль, уткнувшись лицом в обхваченные руками колени. Плакала.

Да он же наверняка ей ребра сломал там, в полете! Вставать пришлось долго, но он все же справился. Рухнул на колени уже только рядом с девушкой. Спросил, растерянно оглядывая ее – оборванная, ободранная, мокрая, закопченная – и не решаясь прикоснуться:

– Ха На, что? Больно? Где болит, покажи! Испугалась? Все закончилось, успокойся.

Девушка всхлипнула, подняла заплаканное лицо. Простонала:

– Бабушка-а! Я же могла ее спасти!

* * *

Старая хэнё ушла в подводные дворцы Священного Хранителя.

Три дня к дому тянулся народ. Приходил, кланялся телу и внучке умершей, кланявшейся им в ответ, возжигал свечи. Угощали поминальной едой на дворе – в крохотном доме и от них троих (Ха На, меняющаяся плакальщица и Сон Ён) было тесно. Двор тоже не вмещал пришедших, молчаливые посетители терпеливо ожидали очереди за каменной оградой. Их было много: казалось, все побережье пришло проститься с Морской Ведьмой. Соседки только и успевали поворачиваться, накрывая поминальные столы. За угощением сидели не только живые: традиционно оповещенные в первый день о смерти хэнё местные духи тоже заглядывали на дармовую кормежку. Сон Ёну даже пришлось разок усмирять и прогонять квисинов, неуместно развеселившихся и сцепившихся за лакомый кусочек. Пусть видят их лишь он и старая шаманка, порядок должен соблюдаться и в тонком мире!

Он улыбнулся рассиявшей навстречу ему в беззубой улыбке Ко Юн Хва, кивнул ее полупрозрачным родителям: вот что следует разрешить сразу после похорон!

И переключился на дела живых.

Коснулся плеча отца, уже который час сидевшего во дворе.

– Идите отдохните, вернетесь попозже к похоронам…

Министр Ким – и ведь теперь воистину министр! – отмахнулся с ворчливым:

– Я прекрасно себя чувствую! Лучше заставь девочку перекусить что-нибудь, а еще лучше – вздремнуть. Трое суток на ногах уже, а она у тебя вон какая кроха!

Сон Ён смущенно улыбнулся, оценив невольное (или вполне умышленное?) «у тебя». Но улыбка растаяла, когда он вернулся в дом. Бледностью Ха На могла поспорить с духами, столующимися во дворе, а ее рука, поправляющая в гробу монеты и рабочие ножи, которые пригодятся хэнё в ином мире, была худой, точно птичья лапка.

– Иди перекуси, – сказал Сон Ён осипшей плакальщице. Предлагать Ха На не стал – внучка соблюдала положенный трехдневный траур. Сел рядом и похлопал себя по плечу. – Отдохни немножко.

Девушка непонимающе глянула сухими запавшими глазами: слезы кончились день назад, а вот горе – нет. Качнула головой и отвернулась. Сон Ён молча сгреб ее за плечи, притянул к себе. Зашипел, когда та начала вырываться – сил-то, как у той же птички!

– Хочешь, чтобы и тебя понесли следом на чхильсонпхан?[50] Вздремни, пока тебя никто не видит, кроме меня и бабушки. А мы с ней совершенно не против.

Ха На перестала вырываться. Спросила жалобно, как ребенок:

– Ты ведь ее видишь, да?! А я не могу! Как она выглядит?

– Прекрасно. Но она всегда была тебя краше, ты же знаешь… М-м-м? Ха На?

Та уже спала, часто, коротко вздыхая и вздрагивая. Сон Ён бережно поправил и прижал щекой соскальзывающую с его плеча голову девушки. Улыбнулся духу старой хэнё, одобрительно кивавшей ему от собственного изголовья. Та все эти дни придирчиво наблюдала за угощением, за речами и поклонами приходящих, выдавая ядовитые комментарии или характеристики – иногда ему даже приходилось спешно выходить из дому, чтобы не фыркнуть или не рассмеяться в голос. Не поймут! Разве что шаманка могла разделить с ним его веселье, но и та печалилась, что через сорок девять дней ее покинет не только тело, но и душа старой подруги. Ничего… когда-нибудь он расскажет и посмеется вместе с Ха На.

– Вы же знаете, что я позабочусь о вашей внучке?

Старуха мелко закашлялась-засмеялась и погрозила пальцем. Он не слышал слов, но без труда угадал по шевелению губ: «Попробовал бы ты иначе!»