Драконий жемчуг

От поверхности моря, о которую девушка сейчас вполне могла разбиться (с такой скоростью они летели), теперь их отгораживал несущийся снизу дракон, горящий, словно расплавленное золото. Пламя-выдох, опалившее брюхо Сон Ёну:

— Ж-ж-жемчуг мо-о-ой… Отда-а-ай!

От боли пальцы-когти конвульсивно сжались, Ха На вскрикнула. Ее же сейчас или сожжет огненный, или раздавит он сам! Вновь рванувшись максимально вверх, Сон Ён ухитрился усадить человечку себе на шею. Та уцепилась за гребень, и он ринулся вперед, уводя Канчхори еще дальше от земли, даже от мелких скал-островов, в водную стихию, в которой огненный неизбежно ослабеет.

Только и его собственных сил оставалось все меньше…

Как он может ощутить прикосновение крохотной ладони к чешуе? Оно просто обжигает — но не болью, как пламя огненного, а молнией тревожного наслаждения.

— Я бросаю, — просто сказала она.

Сон Ён глянул вниз, на живое стремительное пламя, и засмеялся:

— Лови свой жемчуг!

Мани поджу взлетела над морем, как двойник сегодняшней красной луны. Взлетела и некоторое время двигалась рядом, точно изо всех сил пытаясь за ними успеть, — пока не начала падать по широкой дуге. Взвывший Канчхори рванулся вперед. Перевернувшись на спину, подхватил жемчуг уже у самой воды, прижал двумя лапами к своей сияющей груди. Два огня слились в один, дракон торжествующе взревел — и рухнул в раздавшееся перед ним море.

Ревущая воронка из воды, пара и ветра едва не затянула и их. Черный глаз глубины, словно глаз урагана, глянул ищуще, и спохватившийся Сон Ён изогнулся, отчаянно пробиваясь через стену воды и воздуха (держись, только держись, слышишь?!).

Он думал, не дотянет до земли.

Дотянул.

Упал у самого берега.

Некоторое время бездумно лежал в воде вниз лицом, разглядывая камни и водоросли, потом начал захлебываться и понял, что вновь стал человеком. Поплыл к берегу — пока не коснулся руками-коленями дна. Здесь постоял на четвереньках, задумчиво глядя на свое тусклое отражение: над головой светлело небо. Снова спохватился, заозирался в панике: где же Ха На?!

Девушка как раз выбиралась из воды. Сон Ён проследил, пока она достигла суши, потом, чтобы не терять время и силы, так на четвереньках добрался и сам.

Когда врезавшийся в кожу песок с камнями и морская соль, разъедающая ожоги на груди и животе, ему надоели, он в несколько попыток перевернулся на спину и уставился в небо. Волны приходили и уходили, подталкивая его на берег: мол, всё, отдыхай, ты сделал что мог.

Справился.

Мы справились.

Ни победителем, ни героем он себя не чувствовал. И драться-то не пришлось — понадобились только скорость и верный расчет. И удача, да. Его великая удача.

Сон Ён заелозил затылком по мокрому песку, отыскивая взглядом свою «удачу». Девушка сидела поодаль, уткнувшись лицом в обхваченные руками колени. Плакала.

Да он же наверняка ей ребра сломал там, в полете! Вставать пришлось долго, но он все же справился. Рухнул на колени уже только рядом с девушкой. Спросил, растерянно оглядывая ее — оборванная, ободранная, мокрая, закопченная — и не решаясь прикоснуться:

— Ха На, что? Больно? Где болит, покажи! Испугалась? Все закончилось, успокойся.

Девушка всхлипнула, подняла заплаканное лицо. Простонала:

— Бабушка-а! Я же могла ее спасти!

* * *

Старая хэнё ушла в подводные дворцы Священного Хранителя.

Три дня к дому тянулся народ. Приходил, кланялся телу и внучке умершей, кланявшейся им в ответ, возжигал свечи. Угощали поминальной едой на дворе — в крохотном доме и от них троих (Ха На, меняющаяся плакальщица и Сон Ён) было тесно. Двор тоже не вмещал пришедших, молчаливые посетители терпеливо ожидали очереди за каменной оградой. Их было много: казалось, все побережье пришло проститься с Морской Ведьмой. Соседки только и успевали поворачиваться, накрывая поминальные столы. За угощением сидели не только живые: традиционно оповещенные в первый день о смерти хэнё местные духи тоже заглядывали на дармовую кормежку. Сон Ёну даже пришлось разок усмирять и прогонять квисинов, неуместно развеселившихся и сцепившихся за лакомый кусочек. Пусть видят их лишь он и старая шаманка, порядок должен соблюдаться и в тонком мире!

Он улыбнулся рассиявшей навстречу ему в беззубой улыбке Ко Юн Хва, кивнул ее полупрозрачным родителям: вот что следует разрешить сразу после похорон!

И переключился на дела живых.

Коснулся плеча отца, уже который час сидевшего во дворе.

— Идите отдохните, вернетесь попозже к похоронам…

Министр Ким — и ведь теперь воистину министр! — отмахнулся с ворчливым:

— Я прекрасно себя чувствую! Лучше заставь девочку перекусить что-нибудь, а еще лучше — вздремнуть. Трое суток на ногах уже, а она у тебя вон какая кроха!

Сон Ён смущенно улыбнулся, оценив невольное (или вполне умышленное?) «у тебя». Но улыбка растаяла, когда он вернулся в дом. Бледностью Ха На могла поспорить с духами, столующимися во дворе, а ее рука, поправляющая в гробу монеты и рабочие ножи, которые пригодятся хэнё в ином мире, была худой, точно птичья лапка.