Драконов не кормить

Даарнейриа опустилась рядом с Илидором, втирая в землю подол оранжевого платья, и воздух вокруг драконицы встревожился, заметался.

– Что за фигурка? – её хрипловатый голос сделался совсем осипшим.

Золотой дракон порылся в набедренном кармане штанов и вытащил гнома, держащего топор. Даарнейриа, прерывисто вздохнув, медленно протянула руку, словно боясь, что фигурка ей снится, коснулась пальцами топора. Долго сидела так, прикрыв глаза и прислушиваясь к чему-то, пока Илидор, нахмурившись, не сжал кулак и не вернул фигурку в карман.

– Она как будто тёплая, – произнесла драконица, не открывая глаз. – И добрая. Она словно строит вокруг целые горы тёплого и доброго. Ты чувствуешь, да?

– Нет, – Илидор уже жалел, что показал Даарнейрии фигурку. Не стоило об этом говорить вообще. Он сдёрнул с коробки лист лопуха и принялся горстями пересыпать жуков обратно. – Я не вижу гор, я слышу голос.

– Интересно, что бы ощутили старейшие драконы, – раздумчиво и как будто немного сонно проговорила Даарнейриа. – Они бы, наверное, многое отдали, чтобы увидеть эту вещь. Или заполучить её.

Золотому дракону окончательно перестало нравиться поведение Даарнейрии, потому он ответил довольно резко:

– Никто про неё не знает, ясно? Только ты. И вообще-то обычно я её не держу при себе.

Драконица открыла глаза и улыбнулась невиннейшей из улыбок.

* * *

Арромеевард встретил золотого дракона предельно кислым выражением морды и раздражённым:

– Ты что, принял мою камеру за детское крыло?

Илидор, оставив дверь лишь чуточку приоткрытой, шагнул внутрь. Сегодня здесь отчаянно несло болотом – да уж, долгой беседы точно не получится.

Но Илидор чувствовал, что приближается нечто, оно надвигалось издалека, словно пожирающая небо буря, надвигалось неумолимо и обманчиво-медленно, однако каждый, кого заставало ненастье в холмах Уррека, знает: буря стремительна. Мгновение назад тебе казалось, что она ещё далеко и придёт нескоро, может быть, никогда – а вот уже она завернула тебя в свои струистые объятия, потушила свет и грохочет над головой.

– В прошлый раз ты не договорил, – ровным тоном произнёс золотой дракон, глаза прямо в глаза Арромееварду. – Ты сказал, нам нечего противопоставить машинам, но мне показалось, это не всё, что ты хотел сказать.

Старейший презрительно чмыхал носом и, прищурившись, смотрел, как золотой дракон подходит к нему. Как протягивает кулак, в котором что-то зажато, раскрывает ладонь.

Арромеевард бесконечно долго смотрит на фигурку гнома, вырезанную из обсидиана, рождённого в Такароне. Золотой дракон ждёт, чуть покачиваясь с ноги на ногу и едва слышно напевая. Старейший протягивает ладонь, фигурка ложится в неё.

– Я тогда лишь хотел сказать, что нам следовало уничтожить гномов, как только они зародились в подземьях Такарона. Но что с того, что с моих слов?

Арромеевард бережно положил фигурку в свою коробку с играми и книгами, уселся, звякнув цепью, свесил голову и стал покачиваться.

– Просто уничтожить их. Не позволить развиться, освоить подземные угодья, построить города, уничтожить пахрейнов. Но мы мало внимания обращали на других, гномы ничуть нас не заботили, пока не представляли угрозы, пока угроза не выросла, не окрепла, не стала жрать наши земля и жилища. Быть может, мы вообще мало думали и мало смотрели по сторонам. Быть может, правы были угольные драконы, когда покинули подземья, правы в том, что смотрели вокруг открытыми глазами, а не снисходительными, они желали смотреть за горизонт, даже если на месте ничем не плохо.

Угольные драконы? Покинули подземья? Быть может, старейший заговаривается? Быть может, в его древней голове смешалась явь и странные сны, которые видят старейшие драконы – сны о том, что могло бы быть, но чего не произошло.

– Проигрывает тот, кто не хочет знать, что находится за горизонтом, вот как я скажу, – сварливо изрёк Арромеевард.

– Но ты и сам не пытаешься этого узнать.

Это был не самый удачный в мире ответ, просто-таки поразительно дурацкий, и Арромеевард мгновенно оказался на ногах, грохотнув цепью, а золотой дракон вжался в стену, обхватил себя крыльями и постарался казаться как можно меньше.

Молчание было долгим и противным, как прокалённая на огне земля с пола камеры, прилипшая к ладоням Илидора.