Драконово семя

Раздеваться не стали. Зажгли свечи, лампаду, Игнат пустил на мобильнике саундтрек из фильма «Черная месса», встал в центре круга, хлопнул в ладоши и, сделав рукой знак перевернутой пентаграммы, торжественно произнес:

– Я буду спускаться до алтарей в аду. К Сатане, жизни дарителю (подателю).

Потом читался «вход» продолжительностью около сорока минут, за которым следовало восхваление Сатаны.

– Повторяй за мною, юная жрица:

Отец наш, сущий на небесах,
Да святится имя твое на небесах,
Как это есть на земле.
Дай нам этот день нашего экстаза
И предай нас Злу и Искушению…

Девушка не ожидала увидеть сатанинскую мессу – настоящую, ненастоящую, откуда ей знать об этом? Не только увидеть, но и участвовать. Когда свечи прогорели, наступил момент принесения жертвы. В жертву обычно назначается голубь, баран, петух, собака или кошка. Животное убивают одним ударом, после чего жертва отдается на «всесожжение». Кровь должна быть, без этого никак – но в этот раз Игнат с неофиткой не успели подготовиться. Он решительно вытащил острый, как бритва, сапожный нож, надрезал вначале свое запястье, потом запястье ошарашенной девушки; оба слили по несколько капель крови в чашу, разбавили водой и пили в целях «магического единения с эгрегором природы». Остатками жидкости из чаши окропили «священные пентаграммы». После этого Игнат произвел посвящение неофитки, которой пришлось читать отречение от христианства. Завершили ритуал, прослушав сатанистский гимн Domini.

Теперь она тоже жрица братства Сатаны. Потеря крови – маленькое жертвоприношение! В следующий раз это будет животное – кто знает, а может, и человек…

Дождик, возможно, поджидал, чтобы неразумные дети закончили свои дурацкие забавы, но теперь добрался наконец и до них вместе с вечерними сумерками – с неба спустилась вялая занавеска мелкой мороси. Юных сатанистов немного потряхивало после мрачных ритуалов…

Хромашка достала из рюкзачка чекушку «путники», отпила из горла. «А ты, Тоха?» – протянула бутылку Игнату. Игнат показал, что у него есть кола.

Он пьет колу или пиво, но безалкогольное.

Настоящий сатанист должен предаваться всем видам пороков, как Бендер из «Футурамы»[86]. У самого Шандора Лавея – «Не знаешь, потом расскажу», – сказано: «Сатана олицетворяет потворство, но не воздержание».

Почему тогда, будучи сатанистом, Игнат проповедует трезвость и умеренность? Не в противовес христианам, пьющим вино во время обрядов. Сатанизм не изнанка христианства. Если от христиан требуется соблюдение воскресного дня, это ни разу не означает, будто сатанистам следует работать по воскресеньям. Пьяных нередко сравнивают с животными. Влив в себя изрядную дозу спиртного, алкоголик теряет человеческий облик. Если быть животным для сатаниста естественно, то больным и немощным животным для нормального сатаниста – ни разу не вариант.

Пьют не для удовольствия: не так уж водка хороша на вкус. Людей притягивает алкоголь – просто в трезвом виде им плохо и неинтересно. Если ж человек здоров, выпивка ему неинтересна.

Упала беззвездная ночь. Основательно вымокнув и замерзнув, парень и девушка буераками пробирались в сторону выхода из развалин птицефабрики. Девушка с восторгом слушала пространные рассуждения долговязого дружка о вреде алкоголя, не забывая по глоточку добирать бодрящей «путинки».

– Камон, Тоха, гоу в сторону кладбища, – подбадривала Игната спутница, прижимаясь к нему всем телом и с нетерпеливым возбуждением поглаживая его худенькую грудь, запустив руку под черную худи и футболку.

Игнату надоело вещать, а говорить с ней об особенностях жизни в детдоме больше не хотелось. Некоторое время шли молча, пока она не показала ему грунтовую дорогу, ведущую к болотистой части кладбища.

– Двигаем сюда, – прошептала девушка, – там хибара как раз в тему.

– А я уж было начал удивляться, – сказал он, – куда мы идем…

Вокруг распевали лягушки, о чем они поют? «Спорят, наверное, что лучше: пить или не пить», – думал Игнат. Трудно понять этих земноводных. Наперебой восхваляют некие двусмысленные принципы их болотной жизни, хотя очевидно, что в этой трясине Игнату бесполезно искать свою Царевну-лягушку. Вдоль дороги теснились изломанные чахлые кусты орешника и ольхи. Вскоре они разглядели в полутьме ветхое строение, собранное из профлиста, разнокалиберных кусков железа и ДСП, крытое старыми досками и рубероидом. Как ни странно, в хижине нашелся матрац. Откуда в этих дебрях взялось это величественное сооружение, возведенное будто специально для промерзших неофитов местечкового сатанизма?

– Это, сорян, не апартаменты, – прерывисто дыша, произнесла спутница Игната, – но все-таки дом.

Она дрожала в темноте, прижимаясь к Игнату.

Он достал сигарету и закурил. Лицо девушки осветилось колеблющимся огоньком, в ее глазах мелькнуло испуганное и запоздалое осознание того, что парнишка пусть и младше ее, но занялся делом куда более опасным, чем пахать огороды на корове или козе.