Драконовы кончары (Smocze koncerze) (KG)

Она схватилась на ноги и выскочила в окно. Женщина выбежала на дорогу перед поляками, вопя во все горло на их языке и размахивая руками. Я проклял эту стукнутую бабу и осторожно положил Йитку на полу. Когда я выпрямился, несколько гусар соскочило с лошадей и с саблями в руках направилось в дом. Прежде чем я смог вытащить ятаган, они же были внутри. Вел их крепкий и приземистый усатый рыцарь, в левой руке держащий пистолет. Он нацелил его мне в грудь и что-то заорал, явно предупреждая. Еще три вооруженных солдата встало рядом, лезвие сабли одного из них уперлось мне в шею, другой воин схватил меня за запястье руки, держащей ятаган.

Ситуация не была безнадежной, я еще мог с ними сражаться Пинок ногой по пистолету и одновременный уход от сабли. Поворот на пальцах левой ноги, затем потянуть вояку, хватающего меня за руку. После этого можно было пускать в танец свой клинок и – раз-два – вырубить всю эту усатую компашку.

Только я всего этого не сделал. Позволил им разоружить себя и связать. Когда они вытащили меня наружу, я улыбнулся Дороте. А вдруг она была права? А вдруг, вместо того, чтобы удирать, не было бы забавнее попробовать вырезать эту опухоль? Даже если это и ускорит кончину больного?

  

Пан Михал сопровождал ксендза Лисецкого, утешавшего освобожденных узников. Долгополый на месте составлял список спасенных, а ротмистр указывал им места на повозках. Чтобы поместились все, пришлось им потесниться. Оказалось, что пленных больше, чем ожидалось, к тому же, это не были только лишь военные, взятые в плен турками в ходе последних боев, но еще и женщины и духовные лица, схваченные татарскими отрядами. Пленники находились в различном состоянии, но все они были ужасно изголодавшими и чуть ли не догола ободранными. У нескольких были видны следы побоев, случались и такие, настолько обессилевшие от болезней и голода, что их нужно было выносить из камер. От одного только их вида пан Михал начал скрежетать зубами.

Начальник султанской тюрьмы рассчитывал на солидный бакшиш, а получил только лишь приказ Кара Мустафы, заставляющий его освободить всех без оплаты. Так что он был взбешен и разочарован, вел себя невежливо, и даже при всех пнул одного из спотыкающихся пленников. Пан Михал подскочил к турку и, прежде чем янычары успели отреагировать, схватил его за руку и втиснул ему в ладонь кошель, наполненный монетами. Их он получил от Гнинского, который верно считал, что в империи, если не совать налево и направо взяток, невозможно рассчитывать хоть что-то устроить нормальным образом. Тяжесть золота и вправду подействовала. Хотя это и не был целый сундук дукатов, чиновник мгновенно успокоился. Он лишь болезненно вздохнул и ушел в свои помещения.

Освобожденные плакали от счастья и целовали руки ксендзу, вешались и на шею ротмистру, прижимаясь к нему, словно к найденному спустя много лет брату или сыну. Пан Михал сносил это со стоическим спокойствием, ведь сам он тоже побывал в турецком плену и знал, что это означает. Большинство из этих людей не рассчитывало на то, что когда-нибудь обретет волю, они своими глазами видели, как пленники умирают от голода или пыток. К тому же, несколько последних дней стражники пугали их, что бросят их на съедение одержимым. Так что, ничего удивительного, что когда они увидели польских воинов в самом сердце всего этого кошмара, многие из них совершенно расклеились.

В конце концов, на повозки погрузили, как посчитал Лисецкий, сто девятнадцать человек, и пан Михал дал знак к отъезду. Ворота распахнулись, и небольшой караван покинул Семибашенную Крепость, провожаемый хмурыми взглядами стражников, которым пришлось остаться ни с чем.

- Ну что, пан ксендз доволен нашим походом? – панцирный подъехал к Лисецкому, утешающему одного из бывших заключенных.

- Господа Бога стану благодарить в молитвах, даже благодарственную мессу проведу, - кивнул головой монах-цистерцианец. – Много достойных мужей спасли мы от галер, ведь со дня на день их должны были приковать к веслам, а если бы такая беда случилась, мы бы их не нашли. Вот погляди, мил'с'дарь, вот тот ничем неприметный мужчина – это отец Будзановский, приходский священник с Подолии, а рядом сидит ксендз Мрочковский, доминиканец. На той же самой повозке майор артиллерии Посадовсий, поручик рейтар Фогель, господа Белецкий и Грыльф. Все они выдающиеся христиане!

- Ну а те женщины? – пан Михал указал на последнюю повозку.

- Сплошные шляхтянки. Деревенских девок, уведенных в ясырь, сразу же продали на рынке и развезли по всей империи. А этих, благородно рожденных, держали вместе в надежде на щедрый выкуп. Нам посчастливилось, что мы освободили их даром.

- Не так уже и даром. За них мы заплатили кровью. Ведь это же после нашего боя с одержимыми визирь подарил пленных Гнинскому, - заметил пан Михал.