С моря дул приятный прохладный ветерок. Волны успокаивающе колыхались, тонкий туман водных испарений затягивал домики, дворцы и мечети, стоящие на холмах противоположного берега залива. Вдоль берега на ветру хлопали сотни парусов судов, барок и рыбацких лодок. Картинка была просто идиллическая, несколько нереальная по сравнению с тем, что было видно, если бы перейти по балкончику на другую сторону минарета. Пан Михал не позволил пленному долго любоваться пейзажем, схватил за шею и решительно подтолкнул, чтобы тот перешел на другую сторону. Гнинский шел за ними и молился про себя. Он старался не глядеть вниз, в пустоту и на маленьких человечков, стоящих вокруг минарета. Со злостью он размышлял над тем, почему это басурмане не возвели вокруг балкончика ограду. Ведь было достаточно, чтобы ветер подул сильнее, человек споткнулся и… аминь. И нет человека.
Когда все встали с обратной стороны, ветер ударил в них запахом гибнущего города, гарью, смрадом смерти и уничтожения. Как будто бы одно мгновение они очутились в ином мире, в иной повести. Город под ними догорал в десятках пожаров, вдалеке, там где еще недавно скапливались тысячи жилищ, застроек и каменных домов, тянулось черное пожарище. Лишь кое-где в небо целились острые шпили минаретов и сопровождающие их округлые крыши мечетей. Посреди города находилось нечто совершенно чуждое и никак ему не соответствующее. Среди руин в небо выстреливало могучее черное дерево со спирально скрученным стволом толщиной шагов в сто, а может и намного больше – с такого расстояния оценить было сложно. В самом низу, посредине ствола, блестел и пульсировал красный шар, словно бы это как раз он был сердцем этого чудовищного образования. Вместо веток в небо выстреливали вьющиеся черные щупальца, по которым ежесекундно перемещались голубые и белые молнии разрядов. Дерево выгибалось и волновалось, а его ветви вытягивались все выше и выше, как будто бы искали чего-то в пустоте. К тому же, вокруг дерева и над ним носились в воздухе механические насекомые из черного железа. Они кружили над ветвями, опадали на город, чтобы через мгновение вновь подняться к небесам.
Пан Михал задрожал. Раз летающие повозки были величиной с дом, высота дерева, как минимум, должна была составлять не менее трех стай. Наверняка его было видно с другой стороны залива, так что ничего удивительного, что никакое судно как-то не торопилось зайти в порт за беженцами или чтобы узнать новости из города. Ну кто в здравом уме станет лезть туда, где находится нечто подобное?
- Думаю, что когда встало солнце, и все в городе смогли увидеть это чудо, беженцы силой форсировали ворота и смылись, - сказал посол Гнинский. – Наверняка, намылилась и какая-то часть ополчения. Всем известно, что подобного рода сборище никогда не удерживает позиции перед лицом опасности. Спроси у поганого, что это такое, и зачем он попросил меня сюда карабкаться.
Пан Михал перевел слова канцлера на турецкий язык. Именно затем он и очутился с этими двоими наверху. Он должен был одновременно служить и охранником, и переводчиком. Ни Спендовского, ни кого-либо из драгоманов об этом не просили, так как они не были солдатами, а посол желал, чтобы во время беседы присутствовал кто-то такой, кто справляется в битве. Это на тот случай, если бы пойманный турок начал скандалить.
После того, как вчера ротмистр единственный вернулся с задания, часть земляков посчитала его героем и необычным счастливчиком, а вот другая часть – подозрительно часто выходящим целым из столкновений с одержимыми. За спиной кое-кто из слуг называл его изменником и слугой проклятых. Говорили, что он наверняка продал одержимым пленников на верную смерть, что он давным-давно уже продал душу дьяволу и теперь вот выплачивает долги. К счастью, канцлер всех этих глупостей не слушал, а когда ему передали их в очередной раз, только постучал себя согнутым пальцем по лбу. Пиотровскому он верил и считал его замечательным солдатом, ну а то, что ротмистр единственный спасся из очередной неприятности, только подтверждало его необычные способности. Рядом с кем-то подобным он мог чувствовать себя в меру безопасно, стоя с пойманным одержимым на узеньком балкончике над пропастью. По крайней мере, была у него надежда, что не ошибается.
- Мне бы хотелось, чтобы вы во всей красе увидели, с чем, собственно, имеете дело, - сказал Талаз, выслушав вопрос пана Михала. – Вот там, внизу, красный шар, изготовленный из людских тел, для простоты называемый биопроцессором. Это довольно-таки сложное устройство, задачей которого является забор потоков информации, передаваемой порталом, их компрессия и исполнение как приказов. Эти приказы передаются для записи данных в локальное инфополе.
- Ничего не понимаю, - с хмурой миной сообщил пан Михал. – Понятия не имею, как перевести это на польский язык. Говори, язычник, понятнее, а не то я не выдержу и угощу таким пинком, что ты на другом берегу залива приземлишься.