Драконовы кончары (Smocze koncerze) (KG)

20 августа 1677 года от Рождества Христова

Дорота не могла сомкнуть глаз. Она лежала в шатре на разложенном непосредственно на земле одеяле и прислушивалась. Йитка дышала тихо и спокойно – девушка спала как убитая, и ей не мешали доходящие отовсюду возбужденные голоса поляков, шаги, бряцание снаряжения, ржание лошадей, трески и шумы. Ножевая рана оказалась не слишком глубокой, клинок не повредил никакой из органов, он только прошел сквозь кожу и мышцы. Рана не воспалилась и быстро затянулась, так что девушке повезло. Силы через несколько дней восстановятся.

Сквозь ткань палатки пробивались белые вспышки и сполохи. Источником их было чудовищное черное дерево, громадная гадость, высящаяся над городом. За день он сделалась выше в два раза, к тому же светилась ночью, равно как и весь форт чужаков, выросший у подножия. Так что Стамбул сиял в темноте, на безлюдных улицах было светло, будто днем. Точно так же, как и на площадках дворца, на которых было полно народу. Практически никто не спал, все ожидали штурма армии выродков и следили за изменениями чудовищной мерзости. Дорота, после того, как отдалась под опеку поляков, все так же пользовалась их гостеприимством, наконец-то решила поспать. Ей просто необходимо было отдохнуть, женщина чувствовала, что способна сойти с ума от страха и переполняющей ее печали после потери всего нажитого. Чужими не следует морочить себе голову. Ведь если бы изменившиеся захотели подавить защитников дворца, они уже сделали бы это. Ей не казалось, будто бы те опасаются отрядов визиря. Более вероятным было то, что они сконцентрировались на своих делах, людей оставляя на потом. То, чего они пока что желали достичь – уже достигли, разбили штурмующие их территории отряды, вытолкав янычар и вооруженную чернь на окраины города. Кажется, время от времени их летающие машины атаковали наиболее крупные сборища беженцев, чтобы хватать пленников. Похоже, пока что им этого хватало.

Вот только спать никак не удавалось, потому что атмосфера в лагере была чрезвычайно нервной. Янычары пытались заставить поляков, чтобы те сдали им все оружие, на что подбритые головы ни за что на свете не желали соглашаться. Чудом не случилось кровавой стычки, потому что по ходу переговоров Гнинского с драгоманом посольская свита сформировала из нескольких сотен собранных на внутреннем дворе повозок укрепленный лагерь, который охраняли поляки, вооруженные огнестрельным оружием. И так вот внутри осажденной крепости появилась еще одна осажденная твердыня, а осаждаемые осаждали своих же гостей. Ситуация была странной и не обещающей ничего хорошего.

Неожиданно ткань у входа в шатер зашелестела. Аль-хакима уселась на постели и сунула руку под свернутый плед, служащий ей в качестве подушки. Под ним она держала пистолет, подаренный ей Семеном Блонским в награду за сдачу ценного пленника. Кто-то пытался попасть вовнутрь, только Дорота предусмотрительно весьма тщательно зашнуровала полы. Сейчас она присела у постели Йитки и потрясла девушку за плечо. Та сразу же уселась с широко раскрытыми от испуга глазами, после чего зашипела от боли. Выходит, она вовсе не спала так спокойно, как могло показаться: дернулась слишком резко, и рана тут же дала о себе знать.

Аль-хакима оттянула курок пистолета.

- Это я, Якуб Кенсицкий, - громко сообщил прибывший. – Меня прислал сам канцлер Гнинский. Вас, мил'сударыня, вызывают, чтобы оказать врачебную помощь. Дело важное.

Дорота одним рывком расшнуровала вход. Молодой гусар тут же прошел вовнутрь и поклонился присутствующим в пояс. В царящей полутьме, освещаемой, правда, вспышками белых молний, ползающих по черному дереву, он пытался увидеть Йитку. Нескладно доложил что-то о срочной необходимости спасения раненого, а еще о том, что необходимо собирать вещи, потому что любой момент может прозвучать приказ выезжать.

- Turci nas uvolní z paláce? (Турки нас отпускают из дворца? – чеш.) – спросила Йитка.

- В определенном смысле. Собственно говоря, некоторые нас освободят и отпустят, от других мы убежим, - не слишком точно пояснил рыцарь, после чего бросился к ногам сидящей девушки. – Не слишком ли мил'с'дарыня страдает? Как мог бы я облегчить ее в беде? Позволь вынести тебя из всего этого балагана на руках, чтобы не пришлось тебе страдать от неудобств путешествия.