Драконовы сны

Гном опустился на шкуры. Отхлебнул из рога, который держал в руке.

— Ну что, Лис, продолжим разговор?

— Я думал, мы закончили. О чем ты хочешь говорить? Опять об этом мече? Я уже понял все, что ты сказал про Аса Локи. Это мои заботы, что тебе до них?

Вильям подобрался и весь обратился в слух. Впрочем, Ашедук не обратил на барда никакого внимания.

— Вообще-то Локи не Ас, — сказал гном, — и даже не Ван. Он из рода великанов, но Асы разрешили ему жить в Асгарде за его ум и хитрость. Хотя его проделки и шалости доставили им много хлопот… Взять хотя бы историю с волосами Сиф или с яблоками Идун, не говоря уже о том, как они на пару с Тором нарядились в женские платья, чтобы выкрасть Мьельнир у великана Трима… Но сейчас я хотел бы поговорить о его детях. Однажды Локи забрел в ‚тунхейм и прожил там три года у великанши Ангрбоды. Она родила ему трех детей: девочку Хель, змею ‚рмундгад и волчонка Фенрира. Когда Асы узнали о том, Хель сделали повелительницей страны мертвых — тех, кто не достоин жить в Вальгалле. ‚рмундгад поселили на дне моря, и там она росла, пока не опоясала всю землю. Тогда ее стали звать Митгард — «Змея Мира». Волчонок Фенрир по сравненью с ними казался безобидным. Он был веселый и ласковый, понравился богам и так и жил в Асгарде, пока не вымахал в такое чудовище, что никто, кроме бога войны Тира, не решался подойти к нему. Тогда его посадили на цепь подальше от Асгарда, да и то не сразу.

— Я слышал про эту историю, — задумчиво сказал Жуга. — Про то, как он порвал две первые цепи и гномы сковали третью. Какая-то чепуха про кошачьи шаги и корни гор.

— Не чепуха, — Ашедук важно поднял палец и почему-то долго на него смотрел. Вздохнул. — Далеко не чепуха. Лединг и Дромми были из металла. А Глейпнир сделали из корней гор, шума кошачьих шагов, бород женщин, слюны птиц, голоса рыб и сухожилий медведей. Кошачьи шаги с тех пор бесшумны, у женщин нет бород, у гор — корней, у птиц — слюны, у медведей — сухожилий, а у рыб — голоса.

Травник усмехнулся, провел рукой по волосам. Усмехнулся опять.

— Я кажется с ума сойду от этих странных оборотов, — сказал он. — Ну, что касается корней у гор, то вам виднее, я под ними не копал. Слюна у птиц, я думаю, имеется, да и сухожилия у медведя тоже, так что тут вы маху дали. Занимательно, конечно, только что с того?

Гном усмехнулся:

— А кто говорит, что у Локи были только эти дети? Никто не может знать, где он шатался между делом.

Жуга склонил голову набок:

— Не понимаю…

— А Слейпнир?

— А что — Слейпнир?

— Слейпнир, конь Одина, — двараг смотрел на травника глаза в глаза. — Ты знаешь, откуда он взялся? Однажды великан Гримтурсен подрядился строить стену вокруг Асгарда, а в уплату потребовал Фрею. Локи тогда выторговал у него, что если к назначенному сроку хотя бы одна часть стены не будет достроена, тот ничего не получит. Стену он тогда почти достроил — его конь уж больно хорошо ему помогал, и боги в страхе на Локи наехали, дескать, спасай, а то убьем. И вот, когда великан повез в Асгард последний воз с камнями, из леса вдруг выбежала кобылица. Конь оборвал постромки и припустил за ней, великан понял, что его надули, в ярости напал на богов и Тор его пришиб. Жеребец исчез. А что касается Локи, который и превращался в ту кобылу, — то он впопыхах заколдовал себя на такой длинный срок, что еще примерно с год оставался лошадью и произвел на свет жеребенка с восемью ногами. Это и был Слейпнир. Что скажешь теперь?

Травник невольно улыбнулся рассказанной гномом истории.

— Забавно получается, — сказал он. — Локи доверяли все секреты, порой просили помочь, он спасал Асов едва ли не чаще, чем дурачился над ними, хитрец, бог-джокер, непостоянный, как его огонь… Если так пойдет и дальше, то еще немного, и он начнет мне нравиться.

— Да? — Ашедук поднял бровь. — А между тем он дошутился — довел до гибели Бальдура, да еще и похвастался этим на пиру. Асы приковали Локи к скале…

— Это я знаю, — отмахнулся Жуга. — Змея и все такое прочее. Не так уж страшно, если вдуматься, по сравненью с тем, что иногда творится на земле. Я видел, как людей сажали на кол — куда богам до этакой жестокости! Зачем ты мне рассказываешь эти старые истории, двараг? Про богов, которые ушли, которые уйдут, которых не было? Клянешь меня за то, что я загнал Черного Лиса обратно? Или боишься, что он вырвется опять?

— Как знать, Лис, как знать, — серые глаза Ашедука были непроницаемо серьезны. — Давно прошли те времена, когда все жили в покое и тишине, и Асы веселились на зеленом лугу, играя золотыми фигурками на золотой доске. Для таких перемен потребны ум и немалая смелость: как знать, чего ждать от них — добра или худа?

— Переменится — увидим.

— Ты так ничего и не понял, — вздохнул двараг. — Ладно. Закончим в другой раз. Пить будешь?

Жуга подумал.

— Буду, — сказал он.

Все трое вновь наполнили рога, и нить беседы разорвалась. Вскоре Ашедук поднялся и ушел, а через некоторое время и травник почувствовал настоятельную потребность выйти. Он встал и, пробираясь меж сидящими людьми, направился к двери.